Сакариас Топелиус - Дар морского короля

— О чем ты думаешь? — спросил жену Матте Лосось.

— Да так, ни о чем, — ответила старуха.

Но сама втихомолку размышляла о волшебных рунах [6] Древние письмена скандинавов, сохранившиеся в надписях на камнях и на других предметах. Здесь: древние народные песни карелов. Из рун и составлен в более позднее время карелофинский эпос «Калевала». , слышанных еще в детстве от хромого старика, что слыл рыбаком-умельцем, которому сопутствовало рыбацкое счастье.

«Ачто, если и мне попробовать?!» — подумала она.

В тот день была суббота, а в субботний вечер Матте Лосось не имел обыкновения закидывать сети для ловли салаки, так как хорошо знал, что не должно осквернять субботу. Но когда время подошло к вечеру, старуха сказала:

— Нынче вечером закинем сети!

— Нет, — отказался старик, — никогда не бывает удачи, коли ловить рыбу в ночь на воскресенье.

— Вчера ночью штормило, и у нас был такой маленький улов, — возразила старуха. — А нынче вечером море словно зеркало блестит, и из-за вчерашнего ветра салака поднимается на поверхность.

— Но на северо-западе надвигается туча. Она сулит непогоду, — сказал старик, — а вчера вечером Принц ел траву.

— Неужто он съел мой зеленый лук? — спросила старуха.

— Нет, но завтра утром на восходе солнца жди непогодья, — ответил Матте Лосось.

— Послушай-ка, — сказала старуха. — Мы закинем один-единственный невод на дне с подветренной стороны и набьем полный бочонок рыбы. Только забрать его надо поскорее, а не то худо будет, рыба испортится.

Старик дал себя уговорить, и они поплыли на веслах в море. Когда они были уже далеко, над самой глубью, старуха начала напевать вполголоса старую волшебную руну, только слова переиначивала она по велению сердца:

— Чего ты там напеваешь? — спросил старик.

— Это всего-навсего старая песня, которую я вспомнила, — ответила старуха и, повысив голос, продолжала петь:

— Глупая песня, — возмутился Матте Лосось. — О чем можно просить Морского короля, как не о рыбе? А кроме того, такую песню не подобает петь в ночь на воскресенье.

Старуха притворилась, будто не слышит его слова, и все пела и пела на той же самой ноте все время, пока они плыли над глубью морской. Матте Лосось греб, сидя в тяжелой лодке, и больше не прислушивался к голосу Майи Лососихи, так как думал о треснувшей глиняной трубке и о чудесном табаке. Затем они вернулись обратно на скалу, а вскоре после этого отправились спать.

Матте Лосось и Майя Лососиха лежали каждый в своей кровати, но никто из них и глаз не сомкнул: один думал о том, что осквернил субботу, другая же думала о коровах короля Ахти. Когда время зашло за полночь, старик вдруг сел в кровати и спросил свою старуху:

— Слышишь что-то?

— Нет, — ответила старуха.

— Сдается мне, будто с флюгером на крыше неладно. Быть шторму!

— Нечего уговаривать себя! — возразила старуха.

Матте Лосось снова лег, но через некоторое время вновь сел и выпрямился.

— Теперь флюгер скрипит, — сказал он.

— И чего ты только не придумаешь, — проворчала старуха. — Спи!

И старик попытался заснуть.

Но в третий раз он все-таки вскочил с кровати.

— Да нет, теперь флюгер так громко трещит, словно его подожгли! Непогодье уже на дворе. Надо выходить в море спасать невод.

Оба поднялись. Летняя ночь была темна, как в октябре, и флюгер трещал, и буря ревела во всех углах. Когда они вышли из горницы, бескрайняя морская гладь окружала их в ночи, словно снежное поле, а пена вздымалась высоко над крышей рыбачьей лачуги. Такую ночь на памяти Матте Лосося ему никогда переживать не доводилось. О том, чтобы спустить лодку в воду и выйти в море убрать невод, нечего было и думать. Изумленные старик со старухой стояли у крыльца и крепко держались за дверной косяк, меж тем как вода заливала их лица.

— Ну разве не говорил я, что рыбачить в ночь на воскресенье нельзя? Никакого благословения нам нет! — угрюмо буркнул Матте Лосось, а старуха стояла рядом такая смущенная и испуганная, что даже и думать забыла о коровах Ахти.