Яков Перельман: Чудо нашего века

— А ты разве не спал?

— На сцене? Зачем? Просто закрываю глаза, дядя велит.

Я вспомнил спор моих соседей и расхохотался: так просто!

Я ушел от Феликса, сотый раз обещав ему в самых торжественных выражениях никому никогда не открывать даже частицы тех тайн, которые он мне доверил.

А на другой день я увидел из окна нашей квартиры, как Феликс с дядей садились в пролетку, чтобы отправиться на вокзал. «Чудо нашего века» покинуло мой родной город.

Я не подозревал тогда, что вижу Феликса в последний раз. Больше мне не пришлось с ним встречаться. Я даже не слышал ничего о представлениях «чуда нашего века» в других городах.

Но я строго соблюдал клятву, данную Феликсу, и целый ряд лет никому не рассказывал секретов «Феноменальной памяти» и «чтения мыслей».

Мне остается рассказать о том, почему я считаю себя теперь свободным от слова, когда-то данного мною Феликсу — не разглашать его секрета. Дело просто: я узнал, что секрет уже открыт и даже опубликован в журналах; скрывать тайну стало бесполезно. Феликс — не единственное «чудо нашего века», а его дядя — не единственный фокусник, прибегающий к таким уловкам. Лет десять назад мне попался номер распространенного немецкого журнала, в котором подробно описывался способ запоминания длинных рядов слов, практикуемый странствующими фокусниками. А спустя еще года три, я прочел в русском медицинском журнале статью нашего известного ученого, профессора Б., где раскрывался секрет мнимого чтения мыслей. Статья настолько поучительна, что я привожу ее здесь в извлечении [1] Приводимая далее статья не вымышлена: она принадлежит академику В. М. Бехтереву и была напечатана в журнале «Русский Врач» в № 43–47 за 1917 г. — хотя читатели теперь и не найдут в ней никаких неожиданностей.

«Весною 1916 г. в одном из летних театров стало появляться объявление об ясновидящей, отгадывающей мысли на расстоянии. Самое представление происходило при такой обстановке. Вышла на сцену девочка лет 11-ти. Ей подставили стул, за спинку которого, стоя сзади него, она придерживалась рукой. Затем ей плотно завязали глаза большим белым платком. После этого отец ее стал ходить в рядах публики, наполнявшей обширный зал театра, и, увидев предметы в руках того или другого лица, или знаки, имевшиеся на платье, или узнав путем ощупывания вещи, находившиеся в кармане, заставлял девочку, находившуюся на сцене, путем вопросов говорить названия этих предметов. Девочка тотчас же отвечала, называя громко и вполне безошибочно предметы и при том большею частью с поразительной быстротой. Если в кармане у кого-либо оказывалась записка, ее можно было показать отцу девочки, который, прочитав записку про себя, тотчас же спрашивал о ней девочку, и девочка слово за словом называла то, что было написано в записке.

«Когда отец подошел к нашей ложе, он тотчас же спросил девочку, указывая на меня:

— Кто это?

«С ее стороны немедленно послышался громкий ответ:

— Доктор.

— Как его имя?

«Опять последовал ответ с указанием моего имени.

«Я вынул из кармана книжку „Медицинский календарь“ и попросил, чтоб девочка прочла в ней заголовок. За вопросом отца последовал правильный ответ:

— Календарь.

«Все ответы сопровождались взрывом рукоплесканий».

Профессор удостоверяет при этом, что нельзя было заметить решительно никаких условных жестов или сигналов, подаваемых отцом девочке. Точно также

«совершенно отпадало подозрение, что отец-чревовещатель, сам отвечающий на задаваемые им вопросы. Желая обстоятельнее изучить все условия опытов, профессор предложил отцу повторить сеанс не на сцене, а в другом месте, где нет большой публики.

«Он любезно согласился на это, — продолжает профессор, — и мы с несколькими присутствовавшими в нашей ложе лицами удалились в контору театра, где кроме нас, отгадчицы и ее отца находилась еще одна посторонняя женщина, работавшая с конторскими книгами и совершенно не интересовавшаяся опытами.

«Здесь прежде всего я обратился с различными вопросами к девочке, на лице которой заметил большое смущение. На вопрос, может ли она проделывать опыты отгадывания со мною, она, после некоторого размышления, ответила, что должна к этому еще привыкнуть. На мой вопрос, обращенный к ее отцу, сколько времени надо ей привыкнуть, чтобы она могла и со мной делать опыты с отгадыванием, со стороны отца последовал ответ: „Около месяца“.