Николай Сладков: Земля солнечного огня

29 марта.Негаданно выпал снег и засыпал гнезда хохлатых жаворонков. Сколько замерзло в них свежих яичек!

Легко затеряться в струящихся далях пустыни, если бы не Длинное ухо! Не много о пустыне узнаешь, если бы не работало Длинное ухо. У Длинного уха тысячи глаз и ушей.

Кто-то где-то краешком глаза заметил пятнышко на горизонте и уже спешит поделиться со встречным: «У Ак-Булака человек — не знаешь ли кто такой?»

Встречный встречному отвечает: «Прохожий мне говорил, а ему проезжий сказал, что это приезжий издалека. Ходит и что-то записывает. А у тебя новости есть?»

Конечно, о больших новостях можно в газетах прочитать. Там среди сухих песков море сделали, тут в песках сады и бахчи насадили. Прорыли канал, нашли нефть, проложили дорогу — да мало ли что? Но ведь не о всем из газет узнаешь, не все помещается в них.

— А у тебя новости есть? — спрашивает прохожий.

— Есть, есть! — отвечает проезжий. — Смерч был, и ящерицы с неба падали!

— И у меня новости: крысы в кишлаке дом съели!

— Ой-бой-бой! — удивляется проезжий. — Ну, прощай, веселого тебе пути!

Приезжий у Белого родника — Ак-Булака — и знать ничего не знает, а о нем уже всем вокруг все известно. И про ящериц и крыс вредных все уже знают. Разнесло новости Длинное ухо.

Проезжий дальше на ишачке пылит. Ногами болтает, песни поет. Что слышит, что видит — о том и поет.

«У Ак-Булака приезжий ходит — что-то записывает. Оё-ё-ё-ёй! С неба ящерицы упали, в кишлаке крысы дом съели — о-ё-ё-ёй! А вон на бархане сюзен зацвел, а под барханом черепахи дерутся — о-ё-ё-ёй! Веселей топочи, мой ишак, — новости ждут впереди. Ое-ё-ё-ё-ёй!»

Длинное ухо…

Ты, читатель, мой первый встречный. Тебе я буду рассказывать новости. Какие сам в пустыни узнал и какие от проезжих и прохожих услышал.

«Тает снег, бегут ручьи». Эх, если бы… Конечно, снег и в пустыне тает, да только вот ручьи не бегут. Просто становится снега все меньше и меньше, с каждым днем он все тоньше и тоньше. Белая простыня тлеет и расползается. И однажды снег исчезнет совсем. Был снег белый, стал песок желтый. И никаких луж, никаких ручейков.

Старый кумли — человек песков — опустился на колени и ладонью разгреб сырой песок. Вот где весна спряталась! Вот они, зеленые ворсинки-росточки свежей травы!

Еще немного, совсем уж теперь немного, и ростки пробьются и высунутся из песка. Вот-вот весна выйдет наружу.

Туман, туман, все — как сквозь стекло запотевшее. Палатка засеребрилась, и на ней пальцем можно писать. Ветви серых акаций до песка обвисли — как юбки намокшие. Загустели кусты саксаула, стали матовыми — будто их в ртуть окунули. А стволы заблестели: яркие, пестрые, мокрые.

Седые барханы уходят во мглу. Темные кусты почему-то шевелятся. Все расплывается, все незнакомое, непонятное. Шагаешь по темному сырому песку, а позади остаются светлые сухие следы…

Прошли весенние дожди, и на сухих такырах налились озерки. Такыры мгновенно ожили! С южной стороны слетелись на них кулики, утки, чайки, крачки. И откуда только взялись, и как только про воду узнали? Суета, крики, всплески. Сверкание пера и воды.

Жизнь на весеннем такыре буйная, но короткая. Высушит солнце воду — исчезнут птицы. Затвердеет, потрескается земля. Сухие смерчики закружатся по такыру: сухому, мертвому, твердому, как бетон.

Холмики глины — могилы, глиняные стены — дувалы, глиняные надгробия — мазары. И все в трещинах, рытвинах, норах, провалах. Есть где мелкой живности поселиться. Есть где от солнца, от ветра укрыться. Поэтому-то старое, мертвое кладбище в пустыне — самое оживленное место.

12 февраля.Вот уже несколько дней, как раздаются на кладбище по ночам жутковатые голоса. То кто-то вскрикивает громко и резко, то сипло хрипит, как удавленник.

15 марта.Почти в каждой могиле дыра. Сегодня из одной выползала могильная змея. Грелась на солнышке, свернувшись полумесяцем. Голову уложила посредине. А на голове белый крест… Погрелась и опять заползла в могилу.

20 марта.Сегодня кто-то выглядывал из могилы. Рассмотреть толком не успел: видел только блестящие глаза и блестящие усы.