Михаил Ивин - У порога великой тайны

А тут объявился еще один враг — доктор Сбаралья, тоже противник нового. Сбаралья был особенно опасен, так как его семья жила в Кревалькоре по соседству с семьей Мальпиги. Вражда научная легко могла перейти во вражду семейную. Так оно и случилось.

И все-таки — в двадцать четыре года Марчелло уже доктор. Талант и редкостное трудолюбие приносят плоды. Через несколько лет молодому доктору поручают чтение лекций в Высшей школе. Но тут старые враги Мальпиги поднимают такую кампанию клеветы, что он решает поскорее уехать из родного города.

Италия в ту пору была раздроблена на мелкие государства. Болонья входила в папскую область. Рядом с этой областью лежало герцогство Тоскана. Сам великий герцог Тосканский, прослышав об успехах Мальпиги в области анатомии, пригласил его занять в Пизе кафедру медицины.

В Пизе Мальпиги обрел друга, который потом часто приходил к нему на помощь. Это был Альфонс Борелло, профессор математики. У него на квартире собирались ученые, которые боролись против застоя в науке. Тут не только вели споры, но занимались практической анатомией. Мальпиги вскрывал животных и объяснял устройство их внутренних органов.

Анатомия в ту пору стала настолько модной, что герцог Тосканский иногда приказывал делать вскрытия в своем дворце. На эти анатомические демонстрации приходили, как на спектакль, придворные дамы и кавалеры. Мальпиги, нисколько не стесняясь публики, уверенной рукой вскрывал живую собаку и показывал ахающим и взвизгивающим дамам, как мерно работает сердце животного.

Мальпиги был светски любезен с придворными. Он знал, что «анатомические спектакли» во дворце принесут ощутимую пользу: великий герцог и принц, которым очень льстила репутация покровителей науки, охотнее раскошелятся и дадут побольше денег на исследования.

Мальпиги работал в Пизе много и плодотворно. Его любимейшим оружием стал микроскоп, незадолго до того вошедший в научный обиход. Одно за другим появляются исследования молодого анатома: о природе крови, о пищеварении, о моче…

И вдруг все оборвалось. Из отцовского дома, где оставались его братья и сестры, дошли тревожные вести: обострилась вражда между семьями Мальпиги и Сбаралья. Бартоломео — один из братьев Мальпиги — в ссоре, не помня себя, тяжело ранил Сбаралью. Вскоре Сбаралья скончался от раны. А Бартоломео грозила смертная казнь.

Что же, надо бросать все и возвращаться в Болонью. Быть может, удастся спасти брата. Ему, Марчелло, это дорого обойдется — враги обрушатся на него с новой силой. Но он выполнит свой долг.

И вот Мальпиги в родных местах. Благодаря его хлопотам Бартоломео отделался тюремным заключением. Но Марчелло Мальпиги, возвратившийся в Болонский университет, должен будет теперь принимать удары и за науку и за своего непутевого брата. Порция лжи и наветов удвоится. А семейство Сбаралья теперь не оставит его в покое до конца жизни.

Между тем слава Мальпиги как ученого росла. Пользуясь микроскопом, он сделал крупное открытие в области кровообращения, дополнившее работы знаменитого английского врача Гарвея.

А нападки противников усиливались. Что он мог противопоставить этим нападкам — он, просиживающий дни и ночи перед микроскопом, поглощенный наукой? У него в руках скальпель — благодетельное оружие хирурга и анатома, которое применяют только на благо человеку. И никогда он не брал и не возьмет в руки стилета.

Между тем ползет гнусный слушок: а не сам ли Марчелло, уехав для отвода глаз в Пизу, подговорил Бартоломео покончить со Сбаральей?..

В конце концов жизнь становится невыносимой. Он пишет своему другу Борелло, и тот добывает ему место профессора в Мессинском университете.

Так Мальпиги очутился на юге Италии. Здесь он занялся анатомией растений. Новый мир открылся перед ним, когда он, один из первых в науке, стал с помощью микроскопа изучать строение древесины, листьев. Его взору предстали «мешочки», «волокна», «сосуды» — все те «ячейки», которые позднее получили название клеток.

Незаметно пролетели четыре года. Его потянуло на родину. Потянуло неудержимо. И вот он снова в Болонье, снова в университете, где познал и радость и горести.

Теперь он посвящает все больше времени ботанике, хотя не прекращает и врачебной практики.

Однажды весной у себя во дворе он остановился возле грядки. Из рыхлой, хорошо увлажненной почвы на него глядели ростки тыквы. Он присел к одному из них, рассматривая два первых зародышевых листочка. Крепкие, темно-зеленые, они торчали словно ушки.