На Казанскую Божию Матерь Ефросинья из лесу черницы [3] Ч е р н и ц а – черника.
в лопушке, как когда-то Улита, Илье принесла. Грустно улыбнулся Илья и сказал чуть слышно:
– Пошли, Господи, счастье рабе твоей Иулите и… рыжему, конопатому суженому её.
А они будто услышали и на Ильин день пришли Илью с Днём Ангела поздравить. А он им обоим, нежданно для себя, так обрадовался – до сумерек из избы не отпускал.
А в полях уже хлеб заколосился.
– Кукушек чего-то не слыхать.
– Да они, Илюша, житным колосом подавились, – смеётся отец, – столько хлебу уродилось, прямо беда.
– Эх, не могу я тебе помочь, батюшка…
– Не кручинься, сынок! Столько добрых людей мне подсобить обещались – не счесть. Будем зимой с хлебом.
А вот Борис и Глеб – поспел хлеб. Все, даже дети малые, в поле. Один Илья в избе. Задумчиво крутит меж пальцев второй узелок на бечеве от креста, на то место настороженно поглядывает, где в прошлый раз святой Глеб стоял. Вдруг в свой день придёт и спросит: «Ну, Илья, усмирил ли гордыню свою?» Что ответить?
В тревожном ожидании день мимо прошёл. Только ночью Илья вздохнул с облегчением: не надо пока ответа держать, не готов ещё…
Осенины в яркий сарафан землю вырядили, и настало бабье лето. Полетели неведомо куда, на тёмные воды или прямо на небо, журавушки, стрижи и касаточки, а ласточки, сказывают, сцепившись ножками, в реках и озёрах от зимы прячутся.
– Всякому лету аминь, – вздохнула Ефросинья, – и у нас похороны на дворе.
– Да ты что, матушка! Какие похороны?
– Да не пужайся, Илюша, тараканьи. На-ка вот, выдолби в репке серединку. Мы в неё мух уложим и тараканов, сколь наловим, и будет им в этом гробу смерть на всю зиму [4] В Древней Руси верили, что эти «похороны» изгонят из дома всех мышей, клопов и тараканов.
.
– У этих горе, а у коров праздник – быки в гости пожаловали, – озорно щурится отец. – На весь Муром ревут от радости.
Листопад октябрьскую хлябь засыпать торопится, чтобы Божья Матерь свой небесный покров не на грязь постелила. И когда в октябре Илья будто впервые увидел чудесное, блистающее на траве небесное покрывало, а на нём серебряную, от инея сверкающую иву, со страхом перекрестился, решив, что это сама Богородица во дворе стоит.
Торопливо вытирая нежданные слёзы, глядел могучий Илья на это чудо и шептал:
– Матушка, матушка моя! Жизни за тебя не жаль…
Ещё несколько долгих лет минули. Илье уж тридцать. Борода густая, тёмная, плечи богатырские, а в глазах свет, покой и мудрость. Эх, кабы ноги его каменные такими же податливыми стали, как душа. А душа его за эти годы много к Богу подвинулась.
Тёплый августовский сумерек на порог тихонько присел, в избу осторожно заглядывает, а войти боится. Там смоляная лучина потрескивает, она сейчас в доме хозяйка.
Матушка с отцом ушли в церковь. Сегодня светлый праздник – Преображение Господне, а Илья сидит под образами и задумчиво глядит на маленький, тёплый огонёк, и вот он уже не здесь, на постылой лавке, а там, за далёким морем, в горах…
«И по прошествии дней шести взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна и возвёл на гору высокую особо их одних, и преобразился пред ними: одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить.
И явился им Илия с Моисеем и беседовали с Иисусом.
При сём Пётр сказал Иисусу: «Равви! Хорошо нам здесь быть, сделаем три кущи: Тебе одну, Моисею одну и одну Илии».
Ибо не знал, что сказать, потому что они были в страхе.
И явилось облако, осеняющее их, и из облака исшёл глас, глаголющий:
– Сей есть сын Мой возлюбленный, Его слушайте.
И, внезапно посмотревши вокруг, никого более с собой не видели, кроме одного Иисуса.
Когда же сходили они с горы, Он не велел никому рассказывать о том, что видели, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мёртвых.
И они удержали это слово, спрашивая друг друга, что значит: «воскреснуть из мёртвых» [5] Евангелие от Марка.
.
Внезапно в тишине громко скрипнули ступени, и кто-то сказал из-за двери:
– Эй, люди добрые! Пустите Христа ради паломника [6] П а л о м н и к – богомолец, ходивший на поклонение святым местам.
переночевать.
– Входи, входи, мил человек, – обрадовался Илья.
В избу бодро шагнул маленький сухонький старичок с длинной седой бородой, поставил у стены посох и снял пыльный колпак. Илья невольную улыбку ладонью прикрыл – голова старика на облупленную крашенку [7] К р а ш е н к а – раскрашенное пасхальное яйцо.
стала похожа, снизу, до бровей, коричневая от загара, а острая лысина нежно-белая.
Читать дальше