Елена Ленковская - Сокровища Рифейских гор

Однако есть в жизни и другая красота. Красота творений рук человеческих. И о ней, в общем-то, эта книга.

Теперь, когда я давно уже выросла и даже стала искусствоведом, я хочу поделиться с тобой рассказами о сокровищах Рифейских гор. Не о тех, что спрятаны в недрах земли под подошвами горных кряжей, хотя и таких сокровищ на Урале в избытке. О других. О тех, что созданы человеком, его упорным трудом и вдохновением, умелыми руками и чутким к красоте этого мира сердцем.

Пойдёт ли речь о клинковых рисовальщиках Златоуста, украшавших знаменитое холодное оружие; о кармацких петушниках, своими росписями превращавших крестьянские дома в цветущие сады; о тагильских писарихах, о каслинских мастерах, или о таинственной чуди, отливавшей из меди и бронзы шаманские пластинки… — везде мы встретим основательность и мастеровитость, изобретательность и «понимание» материала, свежесть и простоту, силу и грацию, фантазию, а иногда и наивное лукавство.

И, конечно, «живинку в деле», которая, как точно заметил Бажов, «во всяком деле есть, впереди мастерства бежит и человека за собой тянет».

Писаница — древнее изображение на стенах и потолках пещер, на скалах и камнях. На Урале писаницами или писаными камнями называют также и сами скалы, на которых сохранились рисунки первобытного человека.

Не с граффити и не с флэшмобов, конечно! С наскальной живописи.

Качественные, профессионально выполненные граффити — это тоже, конечно, интересно. Да только встречаются они почти так же редко, как и рисунки первобытного человека, сохранившиеся до наших дней.

Иногда неумелые каракули на бетонных заборах пренебрежительно сравнивают с наскальными рисунками древних. Я не сторонник таких сравнений. Думаю даже, что нынешним граффитистам стоило бы ознакомиться с творческим наследием первобытных охотников, чтобы современные «писаницы» выглядели чуть менее беспомощными. Ведь у древнего художника, даром что он академий изящных искусств не заканчивал, есть чему поучиться!

Он умел соблюсти пропорции, и достигал большого сходства с натурой, особенно если брался за изображение животных. Лаконично, двумя-тремя линиями обозначал силуэт, точно передавал повадку и естественную грацию движений. Многие шедевры наскальной живописи просто ошеломляют мастерством, они поразительно достоверны. Изгиб туловища, поворот головы, скрещение ног — и мы видим, как мчится дикая лошадь, как вытянув шею, тревожно озирается олень, как опустив длинные бивни, неторопливо шествует мамонт, как набычился, готовясь к удару, громадный бизон.

Какие в Екатеринбурге олени, а уж тем более бизоны и мамонты, скажешь ты. И действительно, как ни странно, у нас даже медведи по городу не ходят! В лучшем случае гуляют пони — подле цирка или зоопарка, в праздничный день. Современный горожанин видит вокруг себя не бизонов и носорогов, а потоки машин и бетонные стены; в сумке у него айпэд, а его Вселенная устроена иначе, чем та, в которой жил доисторический охотник.

Может, в таком случае, резонно назвать первобытного художника древним граффитистом? Тоже вряд ли, у древних наскальных рисунков было совсем иное предназначение, чем у современных граффити. И рисовались они пальцем, а не краской из баллончика, купленного в супермаркете. Однако, если бы современные уличные художники понимали, чьи они наследники, хуже бы не стало.

На Урале известна по меньшей мере сотня мест, в которых сохранились рисунки первобытных людей.

Я расскажу тебе подробнее только о двух. Об Ирбитском Писаном камне — потому что с него началась история изучения наскальной живописи в России. А ещё — о Каповой пещере — потому что рисунки в ней наиболее древние, выполненные ещё в эпоху палеолита.

Глядя на портрет голландского учёного-натуралиста Николая-Корнелия Витсена (1641–1717) и вспоминая о том, что современники с восхищением называли его новым Колумбом, я, признаться, не могу отделаться от странных и возможно неподобающих серьёзному человеку мыслей.