Лиз Кесслер - Необыкновенная история про Эмили и её хвост

Я даже рассмеялась от удовольствия, и из моего рта вверх протянулась ниточка пузырьков. Казалось, я плавала от силы минут пять, но небо уже порозовело. Меня как громом поразила жуткая мысль: «А что если я не смогу вернуться?» .

Однако едва я благодаря приливу дотянулась до веревочной лестницы, как мой хвост сделался вялым. Болтаясь на перекладине, я с изумлением наблюдала, как одна за другой исчезают сверкающие чешуйки и на месте хвоста появляются ноги. Ощущение было странным: чем-то оно напоминало онемение в челюсти после укола зубного врача.

Я немного пошевелила пальцами, окончательно прогоняя покалывание в ступнях, и пошла домой, пообещав себе, что вернусь, и как можно скорее.

Боб, наш инструктор по плаванию, стоял прямо надо мной и разговаривал по мобильнику. Однако я не могла разобрать ни слова. Вдруг кто-то схватил меня сзади за плечи.

– Это она? – прорычал мне прямо в ухо мужской голос.

Боб кивнул. Я попыталась вырваться, но незнакомец был очень сильный.

– Что вам нужно? – пискнула я.

– Будто не понимаешь. Уродка! – рявкнул человек, встряхивая меня за плечи.

– Я не уродка! – завопила я. – Не уродка!

– Хватит притворяться, – сказал женский голос.

– Я не притворяюсь, – извивалась я в железной хватке. – Я не уродка!

– Эмили, ради всего святого! – произнес вдруг мамин голос. – Я же знаю, что ты не спишь.

Я разлепила веки. Надо мной склонилось мамино лицо. Мама держала меня за плечи, легонько встряхивая.

– Что случилось? – Я рывком села в постели.

– А то, сонная тетеря, что ты в школу опаздываешь. Давай пошевеливайся.

Мама отпустила меня, встала и раздвинула занавеску в дверном проеме.

– И не забудь зубы почистить! – донесся ее голос уже из коридора.

За завтраком я пыталась вспомнить, что же кричала во сне. Все казалось таким реальным: незнакомец, эти голоса. Не говорила ли я вслух? Спросить маму я не смела, поэтому ела молча. Только сунула в рот третью ложку хлопьев, как тут случилось нечто ужасное.

Мама, как обычно, возилась рядом, разбирая огромную кипу бумаг, сваленных позади миксера.

– Куда же он делся? – бубнила она.

– Что ты на этот раз посеяла?

– Да список покупок. Я помню, что положила его вот сюда. – Мама склонилась над бумагами. – А, вот же он!

Подняв взгляд, я с ужасом увидела у нее в руках листок бумаги. То есть не просто листок, а ТОТ САМЫЙ ЛИСТ РОСКОШНОЙ ЛИЛОВОЙ БУМАГИ!

– Не-е-ет! – завопила я так, что хлопья полетели изо рта.

Вскочив, я бросилась к маме, собираясь выхватить у нее листок. Слишком поздно: она уже развернула его. Близоруко прищурившись, пробежалась глазами по строчкам.

– Нет, это не то, – пробормотала мама, складывая лист.

Дыхание у меня перехватило, и я с трудом проглотила остатки хлопьев.

– Погоди-ка, там же мое имя!

– Нет-нет, это вовсе не твое имя, мам. Это… это имя одной моей подруги. – Я попыталась вырвать у нее бумажку, но мама не обратила на меня внимания.

– Куда подевались мои очки?

Очки, разумеется, как всегда, висели у нее на шее.

– Давай я тебе прочитаю, – предложила я тоном самой заботливой из дочерей.

Однако мама уже нащупала свои очки, нацепила их на нос и внимательно изучила записку. Я попятилась было к выходу, но мама уже глядела на меня в упор.

– Эмили!

– Что?

Мама сняла очки и помахала листком у меня перед носом.

– Ничего не хочешь мне объяснить?

– Ну, значит… Хм… Можно взглянуть?

И я уставилась на листок, всей душой надеясь, что выражение моего лица говорит: «Что же это за бумажонка? Никогда прежде ее не видела, но так уж и быть, посмотрю».

Мама молчала, а я продолжала глупо таращиться, делая вид, что читаю, лишь бы не встречаться с ней глазами. Меня ждал заслуженный нагоняй.

Действительность оказалась еще хуже. Мама отложила злосчастный листок, взяла меня за подбородок, приподняла мою голову и произнесла:

– Я тебя понимаю, Эмили. Я все знаю.

– Знаешь? – в ужасе взвизгнула я.

– Во сне ты бормотала, что не уродка. Я должна была догадаться.

– Должна?

– Вот я балда, как же до меня сразу-то не дошло? – грустно сказала мама, отпуская мой подбородок.

– Но откуда ты зна…

– Мы ведь с тобой одинаковые. – Мама взяла мою ладонь в свою. – Ты тоже боишься воды.

– Боюсь?! – удивленно воскликнула я, но тут же осеклась и, откашлявшись, поправила школьный галстук. – Точно. Так и есть. Я ее боюсь, – произнесла я как можно убедительнее. – Конечно, боюсь! До ужаса. Да, именно боюсь, лучше и не скажешь. Все дело в страхе. Только в нем и ни в чем другом…