Аркадий Яшмин - Квантонавты. Пятый факультет

Объявления интриговали. Некоторые Коля перечитал два раза.

«Нужны добровольцы без чувства юмора. Обращаться к Перелыгину Ивану, 4–8».

«Кто оставил на летн. ядре запароленный комм. Обр.: комн. 129 до 14:00 завтра (а не то взл. и прин.)».

«Вавиловцы! Великая футбольная мобилизация переносится на среду. Время и место – те же. Урагша! Жамьяндабаев».

«Паразиты-ландыши! Если до 20:59 29.09 предложений по Новому году не будет, программу составлю сама. Вы помните, что это значит. Инк-Визитор, т. и. к. Шемякина Инна».

«У кого есть медь? Надо 243 грамма чистой, можно в проводе. Обращаться к Данилову Косте на 4–7».

«Поэма закончена. Контрольное чтение в малом демзале 24.09 в 21:20. В. Буслаев. Автографы. PS. Вход строго по списку. PPS. Список в к. 34».

Прозвенел звонок, и коридор начал наполняться учениками. Школьники-квантонавты на вид были точно такими же, что и в Колиной родной школе, только форма была, кажется, «омичка», а не «девятка», и, пожалуй, шагали они чуточку целеустремленнее, чем положено людям их возраста. Хотя… может, у них тут просто перемены короче. Или коридоры длиннее…

Коля прислушался.

– … А если снимет шляпу, станет понятнее, что он говорит?

– … Нет, драконов, конечно, не бывает. А над биоогнеметом надо подумать.

– … Нет, ты скажи мне, как, как может часть судить целое?

– … Вейль плюс Риччи – что будет? Риман! Понял!

– … На Колмогорова? Опять? Ну… идут на рекорд!

На Колю косились, но в целом его вид ажиотажа не вызывал. Из директорской приемной упругим шагом вышли Казимир Яковлевич и новоиспеченный Колин куратор и, решительно влившись в поток, двинулись по коридору, кивками отвечая на приветствия.

– Казимир Яковлевич! – крикнул Коля им вслед. У него возникло четкое ощущение, что про него забыли.

– Не отставай! – бросил директор через плечо. – Ты нам пригодишься.

– Не люблю «трубу», – говорил Казимир Яковлевич по дороге. – Знаете, как это говорится: «Моешь чашку – мой чашку». А «труба» отвлекает, в итоге и разговор не разговор, и чашка не помыта. И не надо мне про Цезаря! – сказал он, слегка повысив тон, хотя и Коля, и Егор Семенович хранили вежливое молчание.

Стоял теплый день ранней осени, но в тепле его безошибочно угадывалось приближение холодов: невозможно спутать майский день с сентябрьским, даже если температура будет одинаковой, даже не зная календаря, даже с закрытыми глазами.

Они вышли из главного корпуса и теперь шагали мимо двухэтажных серокирпичных домов, где жили школьники и учителя, по направлению к факультету Колмогорова – одному из четырех факультетов Школы квантонавтов. Сначала за ними следовала небольшая группка из разновозрастных учеников, возбужденным свистящим шепотом передавая друг другу слухи о бузе, затем пропел звонок, и через несколько секунд они шли уже только втроем.

– Я думаю, вряд ли что-то серьезное, – заговорил Егор Семенович. – Иначе бы иззвонились все. Ну, как в сорок восьмом…

– Да, если бы как в сорок восьмом, мы бы с вами тут не шли прогулочным шагом, – согласился директор. – Давайте гадать, пока идем. Я думаю, что это восьмиклассники, и думаю, что что-то связанное с алгеброй. Представления? Гомотопии?

– Ох, не любите вы абстрактников! – усмехнулся Егор Семенович. – Я думаю, что это девятый класс, и полагаю, что проблема больше метафизическая. Может, что-нибудь из оснований логики. Аксиома исключенного третьего?

– Опять? – делано напуганным голосом спросил Казимир Яковлевич.

Они рассмеялись чему-то своему.

Егор Семенович неожиданно обернулся к Коле:

– Ну а у тебя какие предположения, Николай Иваныч?

– Э-э… – сказал Коля, едва не споткнувшись.

Егор Семенович быстро и точно придержал его за ранец.

– А какие еще варианты? – уточнил Коля.

– Это не закрытый вопрос, – ответил молодой без улыбки.

– Тогда у меня мало информации, – сказал Коля твердо и отметил, как быстро переглянулись его куратор с директором школы.

– Ладушки! Значит, так, – почему-то повеселевшим голосом начал Егор Семеныч, – факультет Колмогорова – это алгебра, геометрия, анализ, числа, структуры, логика, алгоритмы, модели, теории, лингвистика… В общем, вся абстракция, все символы, все языки.

– И когда их любимая абстракция не налезает на реальность, поднимается бунт, – сказал директор, подняв палец. – Бессмысленный и беспощадный. Простой они народ, наши колмогоры, простодушный.

– Вече, бунт, майдан, болотка, – пропел молодой. – Буза, в общем.