Настя Любимка - Пятый факультет. Академия Сиятельных

© Н. Любимка, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Райан Валруа

Спина горела огнем. Боль сковывала движения, я цеплялся пальцами за сухую землю и все равно заставлял себя ползти вперед. Там Хейли и Велиар. Я нужен там, а не здесь, отброшенный волной неистового пламени. Ослепительно белый свет застиг врасплох – я не успел не то что произнести заклинание, призвав щит, даже голову опустить.

Что я знал о боли? До этого момента – ничего. Казалось, что я состою из одной только боли, что каждая клеточка моего тела пропитана ею. Лишь она безраздельно правила бал и давала понять, что я все-таки жив. Я блуждал по лабиринтам утомленного сознания, не видя и не слыша ничего, и растворялся в волнах боли, которая тугой пружиной выкручивала нутро. Я был потерян для всего и всех, я был кем-то и никем, и как ни пытался, не мог вынырнуть в реальность. Я умер? Нет же… не должен. Не могу.

Хейли! Я должен идти к ней!

– Тише! – усталый голос обрушился водопадом, став тем самым катализатором моего возвращения. – Ты почти сорвал голос.

– Тише, Райан. Тише, мое солнышко. Все будет хорошо.

Я жадно вслушивался в успокаивающие слова, стараясь поднять отяжелевшие веки, но так и не смог. Слышал шаги и где-то вдалеке шум прибоя.

– Молодец, полежи тихонечко.

– Мама?!

– Я здесь, дорогой. Я здесь.

У меня и секунды не было, чтобы подумать о том, каким образом я оказался у матери. Все мое существо рвалось к той единственной, что осталась без защиты. Я предпринял отчаянную попытку встать и…

– Нет! – яростный крик королевы слился с невообразимой болью, которая оглушила меня и лишила сознания.

Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смог открыть глаза и наконец увидеть окружающее пространство. Несколько раз до этого я выплывал из омута боли и беспамятства, все также силясь подняться, но неизменно проигрывал своему телу, испытывая все новые грани мучительных судорог. А сейчас с некоторым удивлением обнаружил себя привязанным к кровати и дернулся, но был остановлен.

– Пообещай мне, – мама заметила мое пробуждение, – пообещай мне, что ты не будешь пытаться встать, Райан!

Я не мог дать такого обещания, но и подниматься не спешил. Что-то было не так, совсем не так.

– Каждый раз, когда ты пытаешься это сделать, тебя будто рвут на части изнутри. Раны не успевают закрываться, ты делаешь лишь хуже, и я боюсь, что у меня не хватит сил на твою очередную агонию. Райан, я едва тебя вытащила! Услышь меня!

– Развяжи, – прохрипел я и тут же поморщился – к горлу словно раскаленным клинком прикоснулись. – Я не уйду… сейчас.

– Ты не привязан, – прошептала мама и нагнулась ко мне. – На тебе нет ничего, кроме простыни.

– Но…

– Я не знаю, что происходит, сынок, и что тебя сдерживает, – печально призналась мама. – Я не знаю, потому что твое тело цело, но тебе что-то мешает, и я подумала бы на печать, от которой и идут твои страшные раны, да только у нее другой спектр действий…

Я шокированно смотрел на изможденную мать, которая вглядывалась в мое лицо, будто желая найти в нем ответ. Что, если тот ритуал не призывал души богов в наш мир, а превращал в мраморные камни?! Если я не привязан и мой организм справился с той магической мощью, то почему я не чувствую своего тела и не могу пошевелить даже пальцем?! Неужели я пошел по пути превращения в статую, как это произошло с Эльхором? Почему? Если ритуал проводила Хейли…

– Хочешь пить? – обтирая мой лоб мокрым полотенцем, спросила мама.

– Да.

– У меня здесь не так много возможностей. – Королева вздохнула и отошла от кровати. – Ты нашел воистину неприступное место, хорошо хоть, озаботился провизией на длительный срок.

Я знал, что с ней сейчас происходит и почему мама так много говорит. Это ее защитная реакция – пустая болтовня, чтобы передохнуть, чтобы сбросить тяжелый груз и расслабиться после перенапряжения. Я испугал ее не на шутку.

– Райан, вздумаешь меня прятать снова, не забудь подумать о способе связи с союзниками, потому что… я не всесильна.

И в этом признании – лишь на миг – прорвались ее отчаяние и страх. Королева всегда умела контролировать эмоции. Она не позволяла ни мне, ни кому бы то ни было еще видеть то, что творилось у нее на душе. Нет, она не была черствой. Мама считала, что нам ни к чему тревожиться за нее, у нас и так хватает забот.