Калеб Крисп - Принесите мне голову Айви Покет!

И уже на пороге она окликнула меня:

– Куда вы направляетесь, мисс Покет?

Я подумала о том, куда лежит мой путь. И кто ждёт меня там.

– Пока, Лиззи.

Вскоре я уже шла по усыпанной гравием подъездной дороге прочь из усадьбы. Оглянувшись, я окинула взглядом величественный дом. При всём его великолепии он казался пустым. Да, он был очень красив – но как же мало радости видела я в его стенах! Я не знала, вернётся ли леди Элизабет вместе с Матильдой и её матерью. Может быть, особняк будет веками стоять пустым. Я знала только, что Ребекка уже где-то далеко. Что она нашла счастье и покой. И что моя роль в истории этого печального места подошла к концу. Что меня очень радовало.

– Как же я рада видеть вас, мисс! – повторила Берта уже в седьмой раз. – Я-то боялась, вы больше никогда не вернетесь в Англию, ей-ей.

Придя на станцию, я написала им, что прибуду в Дорсет на следующий день. Берта и Яго приехали меня встретить: Яго долго и безжалостно пожимал мне руку, Берта рыдала в три ручья. Багажа у меня не было, так что мы просто сели в фургон и покатили в Уэймут.

Нам надо было о многом поговорить. В первую очередь, конечно, о моих приключениях. Я рассказала всё в подробностях. Яго насупился, узнав, что мисс Фрост больше не вернется.

– Она тот ещё старый сухарь, – с восхищением заявил он. – Ей никакими враками голову не задуришь.

– Верно подмечено, дорогой, и хорошо сказано к тому же. – Я дружески пнула его по ноге. – Ты на редкость красноречивый юноша. Почему бы тебе не попробовать говорить по-английски?

Яго расхохотался, и Берта тоже прыснула. Не знаю, что их так рассмешило, но было весело. Однако мы ещё не обо всём успели поговорить. Миссис Диккенс осталась в квартире на Беркли-сквер, ожидая нашего возвращения.

– Она прислала для вас целый сундук, красивые платья и всё в таком роде, – жизнерадостно сообщила Берта. Потом вдруг фыркнула: – Вот только ума не приложу, зачем миссис Диккенс прислала ещё и старые помятые часы. В её записке говорилось, что вы поймёте.

Должно быть, это были часы Ребекки. При мысли о них меня охватила светлая грусть. Берта продолжала болтать ещё какое-то время, сказала, что мистер Патридж несколько раз писал мне. Но меня волновал только один вопрос:

– Как там моя… Как там Анастасия?

– Набирается сил с каждым днём, – сказала Берта.

Яго направил нашу повозку на просёлок, отделявшийся от главной дороги, и мы покатили среди степей, заросших высокой травой.

– В первую ночь она только напевала без слов и дрожала, – сказал он. – Но после того как к нам наведалась мисс Фрост, твоя мама стала другим человеком. Позволила Берте помочь ей вымыться, начала есть и даже немного разговаривать. Сегодня утром она работала в саду и пела.

– У вашей матушки такой красивый голос, – добавила Берта.

Мы въехали на холм, и я увидела впереди знакомый маленький домик. В горле у меня пересохло. Всё внутри сжалось. Мне стало так плохо, как никогда в жизни. Мне хотелось, чтобы просёлок тянулся ещё многие мили, но мы уже почти приехали. Яго завел лошадей во двор:

– Ну как, готова, Трещотка?

Мне казалось, я приблизилась цели, к которой шла целую вечность. Так почему же я не спешила выпрыгнуть из фургона и броситься в материнские объятия? Возможно, меня одолела морская болезнь в дороге. Или цинга.

– Всё будет замечательно, мисс, – ласково подбодрила меня Берта.

– Ничего себе – да она дар речи потеряла! – воскликнул Яго.

– Что за глупости! – возмутилась я.

В конце концов, какая разница, как я себя чувствую? Выбора всё равно нет. Так что я встала и, не обращая внимания на грызущие меня сомнения и неуверенность, выпрыгнула из повозки.

Она ждала меня в саду. Стояла под большим вязом, спиной к морю. Я впервые смогла толком разглядеть её лицо – раньше-то оно скрывалось за завесой спутанных волос. На ней было светло-зелёное платье. Блестящие тёмные волосы свободно падали на спину, не уложенные в причёску и даже не прихваченные лентой. Её лицо было отмыто дочиста. Глаза оказались яркие, голубые. На губах играла улыбка. Пальцы рук были сплетены.