Мишель Пейвер - Брат мой Волк [litres]

Волчонок, взвизгнув от восторга, тут же проглотил исторгнутый Тораком комок пищи.

«Почему это меня вдруг вырвало? – удивился Торак. – Неужели я съел плохой гриб?»

Нет, ничего похожего на отравление грибами он не чувствовал. Это явно было что-то другое. Он весь взмок, его бил озноб, и тошнота все не проходила, хотя в желудке у него теперь опять было совсем пусто.

И вдруг в душу ему закралось ужасное подозрение. Он снял повязку с раненой руки, и смертельный страх холодными пальцами пополз по спине. Рана сильно распухла; вокруг нее все было ярко-красным, и пахло от нее плохо. И даже на расстоянии чувствовался исходящий от нее жар. Он слегка коснулся руки, и его прямо-таки обожгло болью.

Рыдание вырвалось у него из груди. Он был измучен, голоден, испуган, и ему отчаянно необходимо было присутствие отца. Ведь теперь у него появился новый страшный враг: лихорадка.

Тораку просто необходимо было разжечь костер. Иначе ему ни за что не победить в сражении с лихорадкой, а ведь на кон поставлена сама его жизнь.

Он вынул трутницу, но руки тряслись, он то и дело ронял кремни и никак не мог высечь искру. Он чуть ли не рычал от огорчения, когда ему наконец удалось все-таки поджечь крошечную горстку припасенного трута из бересты.

Когда костер разгорелся как следует, Торака охватил такой озноб, что жара огня он почти не чувствовал. И звуки вокруг стали вдруг какими-то неестественно громкими: журчание речки, уханье совы, голодное повизгивание этого надоедливого волчонка. Интересно, почему он никак не уходит? Оставил бы наконец его в покое!

Спотыкаясь, Торак побрел к реке: ему хотелось пить. К счастью, он вовремя вспомнил предостережение отца: никогда не наклоняйся над водой слишком низко! А когда болен, никогда не смотри на отражение в воде своей телесной души. Если ты его увидишь, у тебя так сильно закружится голова, что ты непременно упадешь в воду и утонешь.

Он вволю напился, не открывая глаз, с трудом поднялся и потащился назад, к своему убежищу. Он прямо-таки падал от усталости, но понимал: прежде чем ложиться спать, нужно посмотреть, что там с рукой, иначе вряд ли он доживет до утра.

Из мешочка с целебными травами и кореньями Торак извлек кусочек сухой ивовой коры и старательно его разжевал, давясь горьким соком. Получившуюся кашицу размазал по ране и снова уложил руку в берестяной лубок. Больно было так, что он чуть не потерял сознание. Сил хватило только на то, чтобы сбросить башмаки и заползти в спальный мешок. Волчонок попытался тоже туда забраться, но Торак его прогнал.

И, стуча зубами в ознобе, стал тупо смотреть, как волчонок сперва подбежал к костру, с любопытством глядя на огонь, потом протянул широкую серую лапку, осторожно потрогал пламя и тут же с возмущенным визгом отскочил.

– Ничего, это тебе урок, – пробормотал Торак.

Волчонок с негодованием отряхнулся и ушел куда-то во тьму.

Торак свернулся в клубок, баюкая раненую руку и с горечью думая о том, как отвратительно все складывается.

В Лесу они жили с отцом всегда. Устраивали где-нибудь стоянку, ночевали там одну-две ночи и отправлялись дальше. Торак хорошо знал правила жизни в Лесу. Никогда не скупись, если строишь себе жилище. Никогда не трать больше сил, чем это необходимо, когда добываешь пищу. Никогда не откладывай надолго строительство жилища.

И вот в первый же день своей самостоятельной жизни он нарушил все правила сразу! Ему стало страшно – это все равно как если бы он вдруг разучился ходить.

Здоровой рукой Торак коснулся знаков своего племени, вытатуированных на скулах, осторожно провел пальцем по тонким линиям. Татуировку нанес ему отец. Когда Тораку исполнилось семь лет, отец наколол ему на коже рисунок и втер в него сок голубики. «Ты не достоин этих племенных знаков! – ругал себя Торак. – И сам будешь виноват в собственной гибели, глупец!»

И опять ощутил уже знакомый укол в сердце. Еще никогда в жизни он не ночевал в одиночестве. Всегда с отцом. Впервые отец не коснулся его перед сном своей загрубелой, но такой нежной рукой. Впервые он не чувствовал рядом знакомого запаха Леса, оленьей кожи и пота…

Глаза как-то подозрительно щипало. Торак крепко зажмурился и сам не заметил, как соскользнул в болезненный сон.

Он бродил где-то, по колено утопая во мху и пытаясь уйти от медведя. В ушах звучали предсмертные крики отца. Но теперь медведь охотился уже на Торака.