Кир Булычев - Другое детство

Потом я снова взялся за угол плаща, чтобы тащить Колю дальше, но дверь из вестибюля в коридор отворилась, и вбежал мужчина в военной форме, но без погон.

Это был вахтер.

Он потом вызвал «Скорую» и милицию.

Хотя сначала кричал на нас.

Он еще говорил:

– Ну, все, улетаю я с этой синекуры.

Я тогда не знал, что синекура обозначает легкую работу.

Он там же на полу стал снимать с Коли одежду, но не снял, а сказал мне:

– Лучше подождем «Скорую». А то помрет еще, на меня все свалят, кто их разберет!

Коля пришел в сознание, когда ему сделали уколы, положили на носилки и понесли к машине.

– Я никому не скажу, – прошептал он.

– Говори, чего уж, – ответил я, потому что сначала не понял, о чем он говорить не хочет.

А потом понял – он никому никогда не расскажет о том, как я забрался на лестницу и в люк, а его бросил в когтях у зверя.

Мы говорили правду – искали Жучку. Нам в принципе поверили.

Жучка не нашлась.

Коля со мной раздружился. Я с ним тоже. Мне не хотелось вспоминать, что я убежал, а ему было страшно. Я думаю, что он испугался на всю жизнь. У него шрамы остались. Нам обоим не хотелось вспоминать.

Хотя для многих я стал почти героем.

Ведь это я сражался со зверем, который оказался какой-то баскервильской собакой, я его убил лопатой. И Коля этого не отрицал. И в самом деле, если бы не та лопата, Коля бы наверняка погиб.

Все это так, но он не стал больше со мной дружить.

А я не напрашивался.

Коля долго в больнице лежал, а мама спрашивала меня:

– Ты почему не пойдешь навестить Колю? Мне это кажется странным.

Я отмалчивался.

И мне несколько дней спустя приснился сон. На вид не очень страшный, и когда его рассказываешь, он не кажется страшным, а для меня он был кошмаром.

Во сне я сидел на берегу речки, довольно узкой и какой-то нечистой. И кусты, и трава по берегам ее были пыльными, и от них неприятно пахло. А может, этот запах исходил от воды.

Мы сидели на берегу вдвоем. Я и Артем, любовник Ларисы Петровны.

– Ты вел себя неправильно, – говорил Артем.

Он был одет в голубой халат, как у хирурга. В руках у него была чистая белая салфетка, и он ею протирал себе пальцы. Не спеша и очень тщательно.

– Я знаю, – отвечал я. – Мне нельзя было убегать. Но я испугался.

– Это был спасительный страх, – возразил Артем. – В первую очередь ты должен думать о себе.

– Но там Коля был…

– Я все знаю, – сказал Артем. – Но представь себе, что мир вокруг тебе только кажется. И на свете есть только ты. Все остальное – плод твоего воображения, очень убедительная выдумка.

– И Коля?

– Разумеется.

– И мама?

– Почему бы и нет? Ведь когда ее нет дома, то ее не существует.

– Смешно! А вы?

– Я – твое испытание. Я твоя школа жизни. Я иду рядом с тобой, потому что у тебя в жизни есть высокая цель. Ты должен стать сверхчеловеком.

– Зачем? – Я слышал в чьем-то чужом разговоре эти слова – сверхчеловек, владычество, Ницше, – а может, в журнале прочел.

– Мир делится на серую массу обычных людей и нескольких избранных, обладающих высшим знанием и способных на особые поступки. Но для того, чтобы стать одним из нас, ты должен будешь пройти череду испытаний, отказаться от мелких, человеческих связей и пристрастий. Вот тогда ты поднимешься над миром…

Если вы думаете, что я все это понимал, то ошибаетесь. Вроде бы все слова по отдельности были совершенно понятны, обычные слова, но вместе они становились какими-то узорами, будто и не словами, а чем-то нарисованным на небе.

И, как бы в ответ на мои мысли, над речкой на небе стали появляться живые картины – изображения гигантских воинов, они сражались на изогнутых мечах, из концов которых вырывались пучки зеленых искр, искры обжигали бойцов, и те отмахивались от искр, как от жгучих мух. Из-за этого картина боя становилась очень реальной, настоящей, потому что только живые бойцы могут отмахиваться от искр, а сказочные небесные создания никогда не заметили бы такой мелочи.

– Кто они? – спросил я.

– Мне ли знать, – сказал Артем. – Я лишь Учитель. Один из учителей в твоей жизни. Ты отобран, выбран и ведом, так как у тебя есть высокая миссия.

– Я вас не понимаю, – сказал я. – То вы мне говорите, что весь мир мне только кажется, то уверяете меня, что есть какая-то миссия.

– Высокая миссия, – поправил меня Артем.

– Высокая, низкая, но почему я должен вам верить?!

И говоря так, я понимал, что все это не сон, просто лучше разговаривать ночью, когда я сплю, но разговор этот происходит не в Москве, а где-то далеко от нее.