Светлана Лаврова - Марго Синие Уши (сборник)

— Это не булыжники, это ступеньки, — объяснил Таки. — Так представляли себе дорогу наши предки. Знаешь, какая она древняя? Сам Посейдон по ней поднимался, чтобы пейзажем полюбоваться. А на верхнем пастбище он сражался с Богиней-Матерью. Кто победит, тот и будет владеть островом.

— Богиня-Мать — это кто?

— Очень старая богиня. В нее верили еще до Посейдона. Она жила в пещере, в горах. Там до сих пор находят ее статуэтки, такие смешные, ни головы, ни рук.

— Как же она, безголовая и безрукая, с Посейдоном дралась?

— Так вот Посейдон ее и победил. Вообще-то у нее и голова, и руки были…

— Посейдон оторвал?

— Нет, статуэтки такие увечные делали. Госпожа Марго, у вас какой-то подозрительный вид. Вам нехорошо?

— Мне прекрасно, — с трудом сказала бледно-зеленая Гофмейстерина. — Я в жизни так не наслаждалась. Меня просто чуть-чуть укачало. И очень жаль, что в осликов не вмонтированы кондиционеры.

— Потерпите, мы уже почти на месте. Вон там пещера. А вон козы пасутся.

Коз было очень много. А пастуха, наоборот, мало, то есть нигде не видно. Гофмейстерина сползла с ослика и села на траву.

— И как это мушкетеры сутками скакали в седле, — удивилась она. — Не трогайте меня, ребята, я чуточку посижу вот тут. А лучше полежу.

— Не надо сидеть на солнцепеке, — уговаривал Таки. — Пойдемте в тень.

Из проема пещеры веяло заманчивой прохладой и раздавался храп.

— Это та самая пещера, — торжественно сказал Таки. — А вот тут, где мы стоим, сражались боги.

— А кто это храпит? — спросила Принцесса. — Богиня-Мать?

— Нет, после поражения она ушла глубоко под землю. Огорчилась очень, что молокосос Посейдон ее победил. Впрочем, если очень просить, она выходит и помогает людям. Но она старенькая, редко показывается. В нее уже почти никто не верит.

— А в Посейдона разве верят? — удивилась Принцесса.

— А что в него верить, он живет себе в кальдере, на гиппокампах катается. Это все равно, что спросить, веришь ли ты в Яни-горшечника.

Тут храп прекратился, и из пещеры сердито выглянул очень носатый человек:

— Опять приперлись! И спать мешают! Таки, негодяй, что за подозрительных особ ты привел? Ну-ка быстро убирайтесь!

Принцесса и Гофмейстерина попятились. А Таки ответил как ни в чем не бывало:

— Здравствуй, Миха. Это наши гости, две принцессы. Они специально прилетели из дальних земель, чтобы поесть твоего сыра.

— Никакого сыра! — закричал носатый человек. — Таким негодным принцессам нельзя давать мой замечательный сыр. Только продукт переводить.

Он открыл невесть откуда появившуюся полотняную торбу и вытащил большой белый круг, завернутый в мокрую тряпку. Потом расстелил на траве полотенце и нарезал круг толстыми сочными ломтями.

— Сыр все равно уже протух, — сказал пастух. — И, вообще, я в него мышьяка напихал, чтобы вас отравить. — С этими словами он взял один ломоть, откусил кусок и сморщился: — Гадость какая! Не ешьте, с животом будут большие неприятности. А сейчас я вам дам полусгнивших помидоров, червивых оливок и заплесневелого хлеба. Ага, еще молока. Молоко скисло месяц назад.

И вытащил из торбы рубиново-красные помидоры с атласной кожицей, оливки с перламутровым отливом, горячий хлеб.

— А молоко? — спросил Таки. — Пить хочется.

— Молоко еще в козе, — объяснил Миха. — Вот прямо в козе оно и скисло. Амалфея! Амалфея! Где ты, мерзкое дохлое животное!

С колокольным звоном прибежала черная козочка. На шее у нее болтался бубенчик на голубой ленточке.

— Me? — спросила она.

— Me… — передразнил Миха. — Сама знаешь, чего ме. Не апельсины же с тебя собирать. А почему ведро не принесла, лентяйка? Я что, сам должен за ведром ходить, дармоедка?

И нежно погладил козу между рожками. Коза явственно мурлыкнула и побежала куда-то. Вернулась через три минуты. На одном роге у нее болтался подойник.

— Некрасивое какое-то ведро принесла, — раскритиковал Миха. — И немытое. Ты почему его не помыла?

— Так ведь ме, — оправдывалась коза.

— И не надо говорить, что у тебя рук нету, — перебил ее пастух. — Слегка в ручье прополоскать и ногой можно. Лентяйка ты просто! И неряха. Подожди-ка…

И вытащил из козьей шерсти пару застрявших репьев. Потом поставил подойник и начал доить козу.

— Ме? — спросила коза.

— Откуда я знаю, вкусно или нет, я же еще не пробовал, — ответил Миха и отхлебнул молока. — Фу, гадость какая! Горько, горько!

Коза удивилась, но поцеловала пастуха.

— Да не в том смысле «горько», — поморщился Миха. — Когда «горько» кричат на свадьбе, то надо целоваться. А когда «горько» говорят на пробе, то надо давать приличное молоко, а не это безобразие. Ладно, для таких противных незваных гостей сойдет и горькое молоко. Можешь быть свободна. Пошла отсюда, вредная скотина!