Тимур Ибатулин - Стрелок

На запросы они не отвечали, внешнюю связь заблокировали, чтобы исключить управление с Земли.

— Ты уверен, что не надо вернуться? — спросила Грея, она заново сидела рядом, в соседнем кресле.

Эти слова принесли Мишке спокойствие.

— Да, уверен. Скажи, почему ты для меня это сделала? Ведь ты понимаешь, что тебя после такого разберут!!!

— Так поступают друзья. И не переживай, меня все равно разобрали бы…

— Значит… ты мне, друг ?

Грея не ответила. Мишка понял правильно — разве о таком спрашивают?

Дни пробегали незаметно. Перед гиперпереходом отправили сообщение для родителей, конечно, в одностороннем порядке, чтоб не услышать: «Срочно возвращайся, дома я ещё с тобой поговорю!» Не сообщить о себе тоже было невозможно, Мишка бы с ума сошел от переживаний «как там мама с папой», и так тоска по дому периодами не давала покоя.

Как Грея догадывалась о Мишкиной хандре — загадка, как узнала про песню с космодрома — неизвестно. Но в самые трудные моменты из динамиков слышалось:

Потом эти слова звучали внутри Мишки, как струна, и как стержень поддерживали в невзгодах…

С Греей было не скучно: играли в шахматы, головоломки и даже в прятки. В прятки играть было интересно, но необычно. Грея выключила датчики движения по всему кораблю, а камеры включала только поочередно и через равные интервалы времени — не длинные и не короткие, в самый раз, чтоб была возможность перебежать в другое место, если увидел зеленый сигнал перед включением. А где были голографы, она вообще бегала в своем обличии, и камеры включала только по направлению своего взгляда — чтобы честно.

Перекрестных камер по кораблю много — бывало, и Грея хитрила. Получалось у нее это необидно. Она могла найти за секунду, но ей нравился звук детского смеха и искры счастья в Мишкином биополе.

Второй раз сообщение отослали уже от Беты.

Грея осталась на орбите (топлива было мало). Спускался посадочный бот в автоматическом режиме, Грея по связи контролировала процесс. Приземлились мягко. Щенка пришлось искать. Грея занялась сканированием местности. Мишка огляделся. Все осталось прежним: лужайка, кустарник, деревья, законсервированные надувные домики станции и, бабочки…

Мишка вышел из флаера на откосе холма и сбежал вниз к речке. Наклонившись, Стрелок лакал воду. Вода везде во Вселенной одинаковая, вкусная — если чистая. Здесь она была девственно чистая, и щенок это понимал. Потом, он, увидел друга, и окружающий мир ему стал неважен…

Весь день они играли. Носились друг за другом по лужайке. Купались. Загорали. Играли в игры. Придумывал, конечно, Мишка. Стрелок не обижался и с удовольствием включался в каждую, вносил от себя суматоху и азарт. В движениях щенка сквозила дурашливость, в действиях сообразительность, неожиданность. Они отдавались игре живо, с радостью. За папу с мамой Мишка не волновался. После посадки Грея организовала полноценный сеанс связи. О-о, что тут было: и радость, и слезы родителей, и угрозы выдрать, как сидорову козу — все вперемешку…

Подключился капитан, сказал Мишке все, что он думал по поводу его, Мишкиной, деятельности, и последствий от оной. Затем велел «от базы ни ногой», потому что они уже в пути и скоро будут. Конечно, за все будет нахлобучка. Лишат компьютера. Это, пожалуй, самая малая из бед. Еще будут взывать к совести, разуму…

— О-о, слово-то, какое, придумали — целое предложение: «Где твой разум?!!» Это когда Грея установила связь с Землей, и был разговор с родителями. Ох, и попало! А что «разум»? Мишка так и сказал папе: «А ты бы смог друга в беде… одного?!!» Папа не нашелся, что ответить, и дальше разговор вела мама.

Разум… Он подсказывал , что еще, может, не поздно! Или это было сердце? Ведь говорят, что сердце всегда чувствует правду! И ведь, действительно, слава Богу — жив!!!

Друг меня ждал…, как же он ждал!!!

Устали, и валялись в траве — смотрели на небо. Небо светилось. Облака на горизонте располагались интересно — слоями, четко очерченными. Как воздушный пирог, корж, воздух, корж, воздух и так далее. Над сушей они обычно не собирались. Сегодня цвет среднего облака поменялся. Из перламутрового серо-зеленоватого превратился почти в матовый сине-зеленый, а верхнее облако набрало темноты и клубилось, ворочаясь.