Владислав Крапивин - Дырчатая луна

Ермилка выключил фонарик и шепотом сказал в темноте:

— А если ни с какой стороны? То есть непонятно с какой... Тоже виноваты они?

— Ты про что? — так же тихо спросил Лён.

— Про теплоход «Константин»...

— Конечно, — сказал Лён.

— Мы хотели их взорвать, — выдохнул во мраке Зорко. — Мы уже совсем... потому что было все равно... А теперь мы должны выбраться и всем рассказать. Ты покажешь выход?

Маленький невидимка молчал.

— Ты покажешь выход? — повторил Зоркин вопрос Лён. И стало очень-очень тревожно.

— А как вы хотели их взорвать? — спросил Ермилка. Изменившимся голосом. И будто издалека.

— Спичкой! — Зорко уже совсем оттаял от страха. — Она у меня оказалась в кармане. О подошву чирк — и...

— Какой спичкой? — И вспыхнул фонарик. — Покажите.

— Вот... — Лён достал спичку из кармана.

— Дай мне! — Спичка вырвалась из его пальцев и повисла рядом с фонариком. — Вы уйдете, а я прыгну туда! И чиркну...

Лён среагировал моментально. Зажмурился и на ощупь ухватил Ермилку за локоть и за плечо.

— Рехнулся?! Дурак!..

Ермилка не стал вырываться. Засмеялся. Каким-то механическим смехом.

— Не бойтесь. Невидимки не умирают.

— Я тебе покажу «не умирают»! Сумасшедший!

— Да правда же! Я уже несколько раз пробовал! И в стогу горел, и прыгал с подъемного крана в порту...

— Зачем? — шепотом спросил Зорко.

— Ну... так получалось. Это даже почти не больно. Это... — он хихикнул, — не больнее Динкиных шлепков.

— Тебя разнесет на атомы, — уверенно сказал Лён.

— Ну да, — снисходительно согласился мальчик-невидимка — и т е х , к т о з д е с ь, тоже разнесет. Но их — навсегда, а мои атомы потом опять склеятся. Так уже бывало... Вы не бойтесь.

Зорко неуверенно спросил:

— А долго они будут склеиваться? Твои атомы...

— Не очень... А если бы и долго! У меня знаете сколько времени!

— Сколько? — машинально спросил Лён. И открыл глаза. И был уверен, что сейчас увидит перед собой взъерошенного рыжего пацаненка — Ермилку. Но не было никого — только фонарик. И спичка рядом с ним. Лён опустил руки.

А невидимый Ермилка повторил:

— Сколько у меня времени? У-у... Пока Динка не сделается большая. А когда сделается...

— Тогда что? — нетерпеливо перебил Зорко.

— Тогда я перестану быть невидимкой. И попрошу, чтобы... чтобы она стала моей мамой. — Фонарик помигал, словно вместе с Ермилкой застеснялся своего признания. — Ой! — вдруг весело спохватился Ермилка. — А чиркать-то об чего? Я же босой. Зорко, оставь мне сандаль!

Зорко, словно завороженный, снял сандалию. Она попрыгала по полу — Ермилка надел ее.

— Великовата. Ну, не беда, затяну ремешок... Теперь идите.

— Куда? — спросил Лён. Он опять был как во сне.

— Прямо по коридору. Это долго... Но в конце будет щель, вы в нее пролезете. А дальше будет дорога. Вы по ней идите, а я вас догоню... А если не догоню, идите пять километров, до поворота на Приморский тракт, а там уж — куда хотите. А раньше никуда не сворачивайте, иначе будет беда... Возьмите фонарик...

— А ты как без него? — растерянно сказал Лён.

— Ха! Невидимки видят в темноте, как на солнце... Не надо прощаться, это плохая примета. Идите...

Зорко и Лён пошли. В какой-то сумрачной завороженности. Желтый круг света выхватывал перед ними из тьмы бетонные плиты.

Так они двигались минут пять. А может, десять. Или час...

Зорко вдруг остановился, снял вторую сандалию, аккуратно поставил на бетон. Молча шагнул дальше. В этот миг потянуло свежим воздухом. Наверно, из близкого выхода. Лён стал на месте, как от толчка. Зорко тоже. Лён посветил назад. Луч выхватил на бетоне одинокую сандалию. Зорко и Лён очнулись. Разом!

— Он же взорвется по правде! Навсегда! — Зорко бросился назад. Лён догнал его. Но пробежали они лишь чуть-чуть. Окружавший их бетон дрогнул, все качнулось. С гулом.

Гул был не сильный. Но такой тугой, словно с орбиты сошел весь земной шар.

Потом плиты сдвинулись, просели, сверху посыпалось. Бетонный потолок приблизился, заставил встать на четвереньки. Фонарик погас и потерялся. Впереди почему-то оказались скрестившиеся балки. Они... они были видны! Потому что из-за них сочился отраженный от бетона свет.

— Зорко, ты живой?

— Наверно...

— Лезем...

Через балки, арматуру и обломки плит, сквозь цементную пыль и потоки песка, что обрушивались на головы и плечи, они долго выбирались к свету,

Выбрались. В царапинах, со звоном в ушах, перемазанные. Но живые. Даже не покалеченные.