Владислав Крапивин - Сказки о рыбаках и рыбках

Абов оглянулся на Аспиранта. Эдуард Эрастович кивнул и вышел. Вернулся через полминуты.

— Я послал мальчишку. Того… Все равно без дела ошивался у дверей. Объяснил ему…

— А ключ-то… — выдавил Валентин.

— У нас есть ключ от вашей квартиры, — сказал Абов. И отошел.

…Дальше в мозгу Валентина случился провал. Не полный провал памяти, а исчезновение времени. Исчезли звуки, и в сознании выключился механизм, который отсчитывал секунды, минуты. Как в замедленном кино, Валентин видел измученного, подтянутого к кольцу Женьку. И ощущал его отчаяние и боль. Но эти чувства тоже были как бы замершими…

Распахнулась дверь, и в спортзале оказался растрепанный, потный Мишка Дыров.

— Вот… Принес…

Он держал Женькину сигнальную трубу.

Так дико было видеть этот радостный, сверкающий предмет — эту частичку вольной жизни — здесь, в пыточной камере! Контраст был такой горький, что Валентин простонал:

— Дурак… не та труба…

— Как не та?! — потерял хладнокровие Абов.

— Я говорю про подзорную…

Мишка перепуганно залупал глазами.

— На подоконнике не было… А эта висела на стене…

Ужасаясь, что предстоит новое мучительное ожидание, Валентин опять открыл рот, чтобы объяснить… И услышал резкий Женькин вскрик:

— Это та! Не верьте ему! Это та труба!

Выгибаясь и дергаясь, Женька плакал крупными слезами. И смотрел на Валентина с такой ненавистью, что она казалась настоящей. Или была настоящей?

— Дяденьки, не верьте ему! Это та труба!.. Он просто не хочет!.. Дядь Валь, зачем ты врешь? Они опять будут мучить!.. Дайте, я покажу, как это… Это просто! Развяжите руки!

Ему поверили. Феня ослабил веревку, снял петлю с Женькиных кистей. Абов, насмешливо глянув на Валентина, подал Женьке трубу.

Валентин обмер от нового страха за Женьку и от непонимания, и от капельки надежды, которая вдруг ожила в этом непонимании… Женька облизал сухие губы, вскинул голову. Присоски датчиков посыпались с него, на тоненькой шее опять резко забелел след ожога…

— Стой!! — заорал вдруг догадливый Аспирант.

Сигнал — тонкий, режущий воздух — рассек пространство, как упавший с высоты дрожащий медный лист. Он разрубил спортзал надвое, отбросив от Женьки и Валентина их мучителей. И превратился в стекло. Воздух за этим стеклом отяжелел, как жидкая прозрачная масса. Колыхнулся, искажая очертания, растягивая и комкая тела Абова и тех, кто был с ним. На искаженных, нечеловеческих уже лицах успел заметить Валентин отчаянную досаду проигрыша, запоздалое осознание безвыходной беды.

Упругая сила швырнула Валентина во тьму.

…Тьма была короткой. Мгновенной. Она исчезла неуловимо и безболезненно. Валентин стоял на улице перед зданием спортшколы. Впрочем, здание это виделось лишь секунду, полупрозрачным контуром. Потом исчезло. На его месте был теперь небольшой сквер с клумбой и кленами. На клумбе цвели астры, но клены стояли сплошь желтые. Видимо, конец сентября.

Женька стоял рядом. Он был в потрепанном джинсовом костюме. Поправлял трубу, которая висела на шпагате через плечо.

Посмотрел снизу вверх на Валентина. Неулыбчиво, печально даже. Погладил трубу.

— Я боялся, что она исчезнет. Хорошо, что осталась, пригодится. Хотя теперь она просто труба…

— А… была?

— А была критта-холо, — вздохнул Женька. — Юкки мне объяснил. Ну, еще тогда, в степи…

«Значит, все это было . Не приснилось…»

— Женька, а куда же девались эти ?

Тот пренебрежительно пожал плечами. Нашел, мол, о ком спрашивать.

— Нету их. Навсегда… Видишь, даже дома этого нету…

— Значит… и Мишки? — морщась, как от боли, спросил Валентин.

— Мишка… он, наверно, есть. Его же выкинули за дверь, когда я брал трубу…

Валентин потер лоб, облегченно передохнул.

— Ой, смотри! — вдруг звонко сказал Женька.

На клумбе стоял теперь гипсовый горнист с девчоночьей голубой лентой на коленке. Упирал в бедро свою обшарпанную белую трубу и, вскинув голову, смотрел куда-то за деревья…

— Хорошая примета, — заметил Женька.

— Сколько же это времени прошло? Наверно, месяц, а?

— Наверно… Нога уже совсем зажила. — Женька подтянул штанину. На побледневшем загаре светлела волнистая полоска давнего, залеченного ожога.

«Как они тебя, гады!» — чуть не вырвалось у Валентина. Но сдержался, сказал о другом:

— А как же мы Валентине-то объясним? Где болтались все это время?

— Ну-у… — протянул Женька. — Она знает, что я ходил в школу, а ты каждый день сидел над своими рисунками… И помогал дяде Саше настраивать компьютер…