Дмитрий Емец - У входа нет выхода

Три берсерка спали на лапнике. Один сидел к ним спиной и негромко играл на губной гармошке. Он находился как раз между Риной и огнем – и потому казалось, что его окружает пламя. Рина даже застыла на секунду – так странны были грустные, дыханием рожденные звуки.

Шаткая тень Горшени прыгала по стене леса. Он пересек поляну. Ему оставалось совсем немного, чтобы скрыться, когда берсерк что-то ощутил и обернулся. Рина услышала крик и влетела в лес следом за Горшеней. Гавр несся где-то впереди – легконогий и проворный. Крылья он сложил и только изредка цеплял ими за кусты. На открытых местах даже ухитрялся планировать.

Их настигали крики берсерков, свист. В тумане, совсем близко, клекотали гиелы. Гавр на бегу задирал голову, но отзываться не спешил: не забыл еще, чем все закончилось в прошлый раз. Кто-то из берсерков выпустил сигнальную ракету. Красный шар вырвался из леса, повис в тумане и начал медленно опускаться.

В свете ракеты Рина увидела две пригнувшиеся фигурки, которые мчались в их сторону. Пытаясь определить, видят их ведьмари или нет, Рина не заметила сгнившего древесного ствола, такого мягкого и обросшего мхом, что его можно было крошить руками. Разогнавшаяся нога вошла в ствол, в то время как тело продолжало лететь вперед…

Наполовину оглушенная, Рина свалилась в рытвину от корня, глубокую и длинную, как окоп. За ней спрыгнул Сашка, за Сашкой – Гавр, для которого это была веселая игра. Горшеня неохотно вернулся и улегся на них, как курица-наседка, совершенно закрыв собой яму. Его громадные ручищи ловко поддели пласт мха и набросили на тулуп. Секунда – и их не стало.

Примерно через минуту голоса ведьмарей прокатились где-то совсем близко и забрали правее. Потом вернулись. Рина поняла, что, рассыпавшись, берсерки ищут их по округе. И снова в небе заклекотали чужие гиелы…

Это тянулось долго, очень долго, пока, наконец, берсерки не сместились к шоссе.

Рина лежала в самом низу. Где-то на ее ногах пыхтел Сашка. Она ощущала то его щеку, то острый подбородок. По спине топталась гиела. В яме назойливо пахло гаврятиной. Изредка по скуле веником проходился скользкий язык.

– Слез с меня! – зашипела Рина и, с угрозой поцарапаться о ядовитые зубы, боднула гиелу лбом.

Гавр послушался.

– Мерси, – грустно сказал Сашка.

– За что?

– Он слез на меня!

Наконец Горшеня поднялся, отряхнулся от мха и зашагал, как заводная игрушка, держась одного ему ведомого курса. За Горшеней легко и охотно несся Гавр. Он вел себя как собака – то забегал вперед, то возвращался и начинал путаться под ногами. Для него игра все еще продолжалась.

Рина то шла, то бежала – иначе успеть было невозможно. Любой бурелом, который Горшеня шутя, перешагивал циркульными ногами, им с Сашкой или приходилось огибать, или лезть через поваленные стволы.

Они шли.

И шли.

И о п я т ь ш л и.

Рина не думала, много они прошли или мало и сколько еще осталось. Она уже никого не боялась и ничего не желала. Изредка понимала, что Сашка берет ее за руку и помогает встать.

– Пристрелите меня кто-нибудь! – взмолилась она.

– Мой шнеппер в ШНыре, – отозвался Сашка.

Голос у него был хриплым. Он тоже устал.

Пытаясь успеть за Гавром, Рина скатилась с пригорка и влетела в высокий, в рост, камыш. Только когда под ногами зачавкало и в ботинки налилась ледяная вода, она поняла, что лучше было бы держаться подальше. На другой берег заболоченного ручья она все же вылезла, но ноги превратились в грязевые столбы.

Лес редел. Стали попадаться строения: коровник с забитыми окнами и провалившейся крышей, желтая будка подстанции, газетный киоск – похоже, его приволокли в лес трактором. Когда тащили, на земле остались следы.

А потом лес совсем исчез. Теперь они шли по пологому холму, который, постепенно забирая, становился все выше. Спина Горшени качалась впереди, словно маятник. Рине хотелось чем-нибудь в нее швырнуть. Она ее уже ненавидела.

На середине холма их настиг дождь. Еще издали Рина увидела, как он накатывает. Дождь двигался, как рать с застрельщиками. Вначале легкая пехота брызг, за ней – лучники дальних, беззвучных молний, а дальше – бронированные фаланги тяжелого осеннего ливня. Струи были косые, плотные. Вот дождь достиг подножия холма, вот пригнул к земле куст, вот догнал взлетевшего Гавра и забарабанил по натянутой коже его крыльев. Гавр от неожиданности перекувырнулся в воздухе и, щелкнув челюстями, угрожающе зашипел. Нижние зубы поблескивали. «Только сунься – порву!» – говорил он всем своим видом. Дождь сунулся. Оглушенный громом, исхлестанный ветром Гавр, скуля, покатился с холма.