Вадим Чирков - Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика

— Улыбаешься? Снова непонятное слово! Что оно означает?

— Оно означает, что я чему-то рад. Чему-то или кому-то. Тебе, например. Ты вернулся с охоты, и я рад, что ты остался в живых.

— Когда я рад, я хлопаю себя по животу или по коленям — в зависимости от того, чему я рад. По-моему, нет ничего естественнее и понятнее для человека, чем хлопать себя по животу, когда он рад. Вот ты опять скалишь зубы, но уже как-то иначе. Я бы сказал — обиднее.

— На этот раз я усмехаюсь, — объяснил Дум.

— А это что за новость?

— Усмехаться? Как тебе объяснить… То, что ты сказал только что, показалось мне смешным, и я усмехнулся, то есть полуулыбнулся… Если ты помнишь, хлопал себя по животу наш дедушка, а он был, кажется, обезьяной. А мы — уже люди, хоть и дети Горы, и у нас должен быть свой способ выражать радость.

— Бабай тебя забери! — рассердился Дом. — Я ничего не понял! Знаю лишь одно — когда Шито-Крыто увидит, что ты, как ты говоришь, улыбаешься, тебе не поздоровится!

Улыбку на лице выдумщика шаман углядел в тот же день — Дум, видимо, хотел заразить ею все племя. Он подходил то к одному, то к другому и, разговаривая, улыбался во весь рот.

Кто смотрел на него с недоумением, а кто и пробовал оскалить зубы так же, как Дум. Не у каждого это получалось, как показывают нам рисунки на стене шпата, Первая Улыбка давалась не всем…

— Э-эй! — крикнул изобретателю Шито-Крыто, стоявший у входа в свою пещеру. — Ты что это делаешь?

Дум подошел к шаману. Рот его, как скажут через тридцать тысяч лет, был до ушей.

— Я улыбаюсь, — сказал он.

— А кто тебе разрешил? — спросил Шито-Крыто и вдобавок к космам прикрыл глаза рукой, чтобы не видеть улыбки Дума. Она действовала на него странным образом: шаману хотелось, глядя на выдумщика, тоже улыбнуться, и он еле-еле сдерживался.

— Разрешил? — переспросил Дум. — Эта Улыбка моя собственная. Я ее ни у кого не украл. Наоборот, я ее дарю направо и налево! Скоро все будут улыбаться!

— Ах вот оно как! — зашипел, чтобы не слышали другие, Шито-Крыто. — Да знаешь ли ты, что такое Улыбка?! Ну-ка пойдем со мной! — шаман схватил Дума за руку и потащил в пещеру вождя.

— О великий из великих! — завопил Шито-Крыто, швыряя выдумщика к ногам Сокрушая, сидевшего на толстой медвежьей шкуре. — Нам мало бед, что грозят нам сверху, снизу, со стороны восхода Солнца и со стороны захода, а также с двух сторон, не имеющих пока названия (шаман имел в виду Север и Юг), так вот — появилась еще одна, грозящая нам изнутри!

— Нельзя ли попроще? — рявкнул вождь. Он был самый высокий и самый широкоплечий в племени, самый мускулистый, и все сложные вопросы решал быстро и круто.

— Хорошо, — сказал Шито-Крыто. — Чем поддерживает великий из великих порядок в своем племени?

— Вот этим, понятно! — Вождь взял в руки дубинку, лежащую справа от него.

— А как великий разговаривает с чуждым племенем, неизвестно ради чего подошедшего к нашим границам?

— Конечно, только так! — Сокрушай свирепо оскалил зубы, зарычал и взмахнул дубинкой.

— А что если вождь внуков Горы выйдет навстречу чужакам и сделает вот так? — и шаман с трудом — это ведь было для него впервые — изобразил на лице Думову Улыбку.

Сокрушай вытаращил глаза и даже откачнулся к стене — такого на лице человека он никогда не видел!

— Что это с тобой, Шито? — спросил он. — Что за странную рожу ты скорчил?

— Эта, как ты справедливо заметил, странная рожа — очередное изобретение Дума. Он называет ее Улыбкой и считает, что скоро все-все будут друг другу улыбаться, а значит и ты, и я!

— С какой это стати, — зарычал вождь, — я буду кому-то, будь это свой или чужой, улыбаться вместо того, чтобы сразу нагнать на него страху? Разве не страх — условие порядка и мира? Так вот чем ты занимаешься, Дум! Изобретаешь Улыбку! Да знаешь ли ты, что это предательство и измена?.. — Здесь надо сказать, что Сокрушай не проговорил всех этих слов, он только имел их в виду. Рассвирепев от Думова поступка, вождь вскочил, оскалился, лязгнул зубами и начал, рыча, размахивая дубинкой и грозя развалить голову выдумщика на мелкие кусочки, метаться по пещере.

Съездив изобретателя по наклоненной макушке, Сокрушай потоптал Дума ногами (не до смерти), сел и приказал шаману закончить за него его речь. У вождя просто не хватало сейчас слов от ярости, чтобы разъяснить изобретателю, в чем вред его новации и преступность замысла.

— Дум, — начал Шито-Крыто, — ничто так не подрывает авторитет первобытного человека, как Улыбка!