Peter Beagle - Соната Единорога

Улица казалась бесконечной. Конец весны выдался умопомрачительно жарким. Школьный рюкзак Джой колотил ее по вспотевшей спине, пока девочка устало тащилась мимо автоколонок, стоянок, парикмахерских, пунктов проката, бесконечных кинотеатров и мини-пассажей, заполненных видеосалонами, школами карате и киосками со здоровой пищей. Эта картина повторялась каждые несколько кварталов, столь же неизменная, как незамысловатый мотивчик, который насвистывала Джой. Здесь не было ни деревьев, ни травы. Здесь даже горизонта, и того не было.

На углу одного из кварталов располагался крохотный греческий ресторанчик, втиснувшийся между конторой по продаже недвижимости и обувным магазином. Джой на мгновение заглянула в ресторан, быстро осмотрела столики, потом развернулась и двинулась к другому концу квартала, к витрине, заполненной гитарами, трубами и скрипками. Потускневшая золотая надпись гласила: «Музыкальный магазин Папаса – продажа и ремонт». Джой искоса взглянула на свое отражение, скорчила рожицу угловатой тринадцатилетней девчонке, смотревшей на нее с витрины, пригладила волосы, с трудом отворила тяжелую дверь и вошла.

После залитой солнцем улицы в маленьком магазинчике было прохладно и сумрачно, словно под водой: в летнем лагере Джой занималась подводным плаванием. Пахло свежими опилками, старым войлоком, металлом и лаком для дерева.

Джой тут же чихнула. Седовласый мужчина, прилаживавший новый мундштук к саксофону, не поднимая головы произнес:

– Мисс Джозефина Анджелина Ривера. Аллергия на музыку.

– У меня аллергия на пыль! – громко заявила Джой. Девочка скинула рюкзачок и бросила его на пол. – Вы бы хоть раз в год пылесосили!

Мужчина громко фыркнул.

– Итак, мы сегодня в хорошем настроении или в дурном? – У него был хриплый и очень своеобразный голос – в нем слышался не акцент, а скорее эхо другого, полузабытого языка. – Газетам следовало бы печатать прогноз настроения Риверы вместе с прогнозом погоды.

Джону Папасу было лет шестьдесят – шестьдесят пять. Это был невысокий коренастый человек с треугольными темными глазами, высокими скулами, крупным, мясистым носом и густыми седеющими усами. Он положил саксофон обратно в футляр.

– Твои родители знают, что ты здесь? Только честно.

Джой кивнула. Джон Папас снова фыркнул.

– Да уж, конечно! Когда-нибудь я все-таки позвоню твоей матери выяснить, знает ли она, сколько времени ты проводишь в этом хламовнике. Возможно, ей не нравится, что ты тут столько торчишь. У меня и так достаточно хлопот – зачем мне еще неприятности с твоим семейством? Так что давай-ка ты мне свой телефон, и я им звякну – идет?

– Ну да, только звонить лучше попозже, – буркнула Джой. – А то их почти не бывает дома.

Девочка плюхнулась на стул, откинула голову на спинку и закрыла глаза.

Джон Папас взял в руки треснувший кларнет и прежде, чем заговорить снова, некоторое время внимательно изучал клапаны.

– Ну, и как там твоя контрольная?

Джой, не поднимая головы, пожала плечами.

– Ужасно. Как я и думала.

Джон Папас наиграл гамму, раздраженно что-то проворчал, потом попытался сыграть ее октавой ниже.

– У меня ничего не получается! – сказала Джой. – Совершенно ничего. Я способна завалить что угодно. Контрольные, домашние задания, спортивные соревнования – о господи, я даже в волейбол толком играть не умею! Этот придурок, мой младший братец, – и тот учится лучше меня!

Джой стукнула кулаком по спинке стула, открыла глаза и добавила:

– И танцует он лучше. И вдобавок он еще и красивее.

– Ты помогаешь мне управляться с магазином, и у тебя хорошо получается, – сказал Джон Папас. Джой отвела взгляд. – Ты сочиняешь музыку. Попробовал бы твой учитель физкультуры или твой красавчик-брат сочинять музыку!

Девочка промолчала. Тогда Джон Папас поинтересовался:

– Ты мне вот что скажи. Мы пришли ради урока, пострадать или помочь старому человеку?

Джой вынырнула из глубокой задумчивости и, не глядя на Папаса, пробормотала:

– Наверное, и за тем, и за другим, и за третьим.

– Вот как… – протянул Папас. – Ну что ж, прекрасно. Я сейчас собираюсь в забегаловку Провотакиса – посмотреть, чем он травит своих клиентов на этой неделе. Может, сыграю с ним партию в шахматы, если Провотакис не слишком занят подчисткой бухгалтерских книг. Ну а ты… Ты можешь подмести или пропылесосить – как захочешь. И попробуй починить бачок в туалете – вдруг опять получится. – Папас улыбнулся девочке мимолетной, но сердечной улыбкой. – Когда вернусь, мы малость поговорим о музыке и повозимся с аккордами. Может, даже попытаемся записать кой-чего из твоих вещей. А о твоем семействе мы побеспокоимся потом. Идет?