без автора - Черепашки-ниндзя и Дерево Познания

Межпланетный звездолет, на котором совершали путешествие черепашки ниндзя, потерпел аварию, и они оказались на планете РИГЕЛЬ.

Маленькие друиды, населяющие планету, нашли их и спасли. В благодарность Леонардо, Донател­ло, Рафаэль и Микеланджело остались на планете Ригель и вступили в борьбу против могущественно­го Колдуна, который правил всем в округе, опи­раясь на магическую силу, заключенную в двух мечах — Небесном и Огненном.

Отняв у Колдуна Огненный меч, черепашки ниндзя и добрые волшебники взяли на себя на­всегда изгнать его с планеты Ригель.

Эта борьба длилась уже несколько лет.

У Колдуна планеты Ригель не было имени, да он в нем и не нуждался: его величие, сила, коварство и хитрость не поддавались никаким определениям. Самой же главной его чертой была ненависть ко всем живым существам, населяющим планету.

Он сидел день-деньской на своем троне, а под­данные проходили перед ним, кланяясь и трепеща. Колдуну нравилось, что все вращается вокруг него, что он — центр здешней жизни, и не нрави­лось, когда его лично вовлекали в эту мышиную возню.

В описываемый момент он устремил взгляд дале­ко вперед, мысленно унесясь из тронного зала. В его воображении возник город, такой же боль­шой, как и сама планета Ригель, как остальные шесть миров их солнечной системы, которыми он управлял. Нет, слово «управлял» почти не говорит о его власти. Он владел им, этим совокупным ми­ром, как владеют кольцом, которое носят на пальце.

По едва уловимому мановению его мизинца вы­сокий мужчина в длинном ярко-алом одеянии по­кинул свое место, за троном и склонился в поклоне.

Губы на желтом и невыразительном лице Колдуна слегка шевельнулись.

— Время течет. Нет ли чего-нибудь новенького?

— О, Высочайший! — прошипел камергер ему на ухо.— С тех пор, как вы спрашивали в послед­ний раз, ровно ничего не произошло в этих шести мирах. Если не считать, что в тронный город при­были существа неизвестной доселе расы. Они не принесли жертв к святилищу Пурпура, но во всем остальном вели себя подобающим образом...

— Является ли отказ принести жертву чем-то необычным? — поинтересовался Колдун.

— Речь идет о заурядном поступке,— ответил камергер.— Много поколений прошло с тех пор, как святилище Пурпура стало предметом нашего глубокого почитания. Жертвоприношение осталось общепринятым только в нашем городе. Чужестран­цы почти всегда забывают возжечь ладан на кубе перед Пурпуром.

Колдун заговорил не сразу.

— Как следовало бы оценить этот проступок? — спросил он наконец.

— Согласно древнему закону он карался смер­тью,— сказал камергер.— Но вот уже сотни лет, как смерть заменена мизерным штрафом.

Колдун обдумал ответ.

— Древние обычаи по-своему ценны,— изрек он в конце концов.— Обычаи, вышедшие из употре­бления много лет назад, кажутся новыми, когда их реставрируют. Пусть древнее наказание обретет прежнюю силу.— Колдун снова шевельнул мизин­цем, и камергер удалился.

Колдун был из числа тех, кто существует и дей­ствует в черном круге губительных совпадений. Присутствие их всегда внушает ужас. Их речи зву- чат предчувствиями, их близость навлекает не­счастья... Таким в своей необъяснимой и безоши­бочно бьющей в цель силе был Колдун.

Он слегка прикрыл глаза, повел блуждающим взглядом вокруг себя и снова углубился в воспо­минания. Лишь на секунду повернул голову, чтобы заглянуть в зеркало: он увидел создание ростом чуть более двух метров, восседавшее в высоком резном кресле. Из воротника торчала вытянутая голова: лысый череп, рот щелочкой, тонкий, желто­ватого оттенка нос. Только золотые глаза были огромны и даже прекрасны, разве что лишены вся­кого выражения.

Колдуну было несколько сотен лет, и он знал, что будет жить до тех пор, пока какой-нибудь непред­виденный случай не оборвет вечно прядущуюся нить или самому ему жизнь не сделается в тягость. Он не знал, что такое болезни. Он никогда не изве­дал ни голода, ни холода, ни лишений; никогда не испытывал страха, ненависти, любви... Он смот­релся в зеркало потому, что был для себя вечной загадкой, которой одной хватало, чтобы забывать унылую пустоту собственного существования.