— Я могу общаться с друзьями и посещать уроки по визору, — сказала я. — И мне нравятся мои родители.
Она усмехнулась надо мной. — Через пять месяцев по-другому запоешь.
— Стэф, ты такая же хвастунья, как твой папа… — начала было я.
— А когда вы приземлитесь, вам придется жить там с бог весть какими жуткими животными и надеяться, что вашей провизии хватит, и что там хотя бы есть погода. Обыкновенная погода.
— Мы будем первыми, кто это увидит.
— О, ух ты! — она завопила, — Первые, кто увидит запустелую болотную дыру, — Она накручивает волосы чуточку сильней. — Первые люди, кто помрет — больше похоже на правду.
— Стэф Тейлор! — повысил голос Брэдли из начала класса.
Другие детишки, что сидели над своими интерактивными планшетами, внезапно подняли глаза.
— Я работаю, — сказала Стэф, бегая пальцами по своему планшету.
— Неужели? — поинтересовался Брэдли. — Тогда, может быть, ты можешь подойти сюда и показать всем остальным над чем ты работаешь.
Стэф нахмурилась. Сильно. Этот жест скрывал в себе самую последнюю обиду, которую она добавляет к своему длинному-предлинному списку. Так медленно, как только у нее выходило, она встала на ноги.
— Тринадцатый день рождения, — шепнула она мне. — Совсем одна.
И я могла точно сказать по ее удовлетворенным глазам, что я отреагировала ровно так, как она хотела.
* * *
— Сто двадцать секунд до орбиты, — начала отсчет мама.
— Здесь все готово, — говорит отец через комм-связь, и я слышу, как двигатели начинают звучать по-другому. Мы покидаем черную неизвестность и несемся через атмосферу планеты.
— Здесь тоже, — отвечаю я, включая мониторы, которые мне незачем использовать, пока мы не приблизимся к поверхности в поисках места, достаточно большого для высадки. Место, где мы могли бы построить наш первый городок, если я хорошо справлюсь с работой.
— 90 секунд, — продолжает отсчет мама.
— Двигатели раскрываются, — сказал папа, и они снова сменили звучание. — Насыщаю горючее кислородом.
— Пристегнись, — попросила меня мама.
— Уже давно, — я огрызнулась, затем развернула сиденье так, чтобы она не заметила как я пристегиваюсь.
— Шестьдесят секунд, — мать продолжает считать.
— Еще одна минута, и мы будем первыми, кто туда попадет! — кричит отец на радостях через комм.
Мама смеется. Я — нет.
— Ну же, Виола, — говорит она. — Это в самом деле поразительно.
Она проверяет один из мониторов, набирает что-то кончиками пальцев и говорит, — Тридцать секунд.
— Я была счастлива на корабле, — ворчу я, тихо, но так серьёзно, что моя мама оборачивается, чтоб взглянуть на меня. — Я не хочу жить там, внизу.
Мама поморщилась. — Пятнадцать секунд.
— Топливо в норме, — оповещает нас отец. — Давайте устроим атомический серфинг!
— Десять, — продолжает мама, все еще смотря на меня. — Девять.
И в этот момент все пошло очень, очень плохо.
* * *
— Но это же целый год, — я возмущённо говорила Брэдли на одном из моих тренировочных испытаний, меньше чем за месяц до нашего отправления. — Год вдали от друзей. Год вдали от школьных заданий.
— А если останешься, — перебил меня он. — Год вдали от родителей.
Я бросила взгляд на пустой класс. Обычно, он был полон детишками семей-наблюдателей, которые учили здесь уроки, общались с друзьями. Но сегодня в классе были только я и Брэдли. Мы обсуждали некоторые научные детали путешествия. Завтра Симона с Гаммы, к которой, как мне кажется, Брэдли неравнодушен, будет учить меня необходимым навыкам выживания, просто на случай, если произойдет что-то страшное. Только мы будем вдвоем, я и она в этом помещении, отдельно от всех.
— Почему должны лететь именно мы? — спросила я.
— Потому что вы — лучшие для этой работы. — Говорил Брэдли. — Твоя мама, вероятно, наш лучший пилот, а твой отец — механик высшего класса.
— А как же я? Почему я должна страдать из-за того, что они так хороши?
Он улыбнулся. — Ты не просто какая-то девчонка. Ты лучшая в математике. Ты самый любимый учитель музыки у детишек.
— И за это я должна быть наказана отдалением от всех, кого я знаю, на год?
Он глянул на меня, затем что-то набрал на тренировочном экране так быстро, что я едва успела увидеть, что он делал. — Что это? — он спросил учительским тоном, который заставил меня немедленно ответить.
— Ортштейн [1] Ортштейн — горная порода, представляющая собой горизонт вторичной аккумуляции карбоната кальция вблизи от поверхности каменистых почв в засушливых или полузасушливых районах.
, — сказала я, разглядывая симуляцию ландшафта, которую выбрал Брэдли. — Хорошо впитывает влагу, но сухой. Придется орошать пять или восемь лет, пока она не станет пригодной для посева.
Читать дальше