Дмитрий Емец - Карта Хаоса

– Ничего себе! – невольно произнес Корнелий, в котором страж света на время заглушил бестолкового собирателя телефончиков.

Так как он стоял близко, девушка услышала и, повернув голову, окинула его быстрым взглядом, после чего вновь отвернулась. Корнелий успел заметить, что глаза у нее были странные, песочного цвета. Зрачки расширенные, без отблеска.

Одно точно: напугана она не была.

– Смывайся отсюда, очкарик! Если еще один поезд пройдет пустым, скоро здесь будет жарко, – бросила она.

Корнелий не обиделся на «очкарика». Своей ботанической внешностью он скорее гордился и всячески ее усиливал. Если у тебя есть внешний недостаток – акцентируй его, и он легко превратится в достоинство.

– Я не очкарик! Я зоркоглазик!.. – поправил Корнелий и быстро уточнил: – В каком смысле жарко?

– Не смотаешься – поймешь! – процедила девушка сквозь зубы.

Растратив все свои интеллектуальные способности на шуточку про «зоркоглазика», Корнелий испытал кризис разговорного жанра. Обычно многоречивый, теперь он сумел связать три предложения, лишь помогая себе овечьим блеяньем:

– Хороший пес! С такими никакой конницы не надо! Как тебя с ним в метро впустили?

Девушка не ответила. Она подбежала к краю платформы и, заглядывая в тоннель, прислушалась. Громадный пес прислушивался вместе с ней, повернув голову и насторожив уши. Оба были настолько синхронны, что у Корнелия даже мелькнуло подозрение, не составляют ли оба единое целое.

С грохотом подъехал поезд, но не на эту платформу, а на соседнюю. Девушка на секунду задумалась и рванула туда. Грязный пес спешил за ней большими скачками. То и дело обгонял, оборачивался, проскальзывал. Ту же дистанцию, что и хозяйка, он ухитрился пробежать зигзагами и вдвое бестолковее. В вагон он вскочил первым, выскочил и снова вскочил.

Приотстав, Корнелий помчался за ними и успел в последний миг. Двери хлопнули за его спиной.

– Чуть крылья не прищемило! – сказал Корнелий весело.

Он ничем не рисковал, зная, что ему никто не поверит. Людям с непросветлившимся эйдосом невозможно поверить в крылья, как невозможно ясно увидеть звезды в захватанный телескоп.

Девушка обернулась. В поезде она выглядела повеселевшей.

– А ты что тут делаешь? Ты же ехал в другую сторону! – спросила она.

– У зоркоглазика есть имя. Его зовут Корнелий! А тебя как-нибудь зовут? – незадачливый связной спешил узнать все самое главное, пока состав не разогнался и не начался грохот.

– Как-нибудь зовут. А что, очень важно?

– Для теоретической науки все детали имеют ценность.

Девушка усмехнулась. Когда она смеялась, шрам на ее щеке отползал вниз, и возникал привлекательный зигзаг.

– Ну, Варвара.

– Варвара Краса Длинная Коса?

Лучше бы он удержался, потому что шутка не понравилась.

– Сказок перечитал? Слушай, отвали, а!

Уловив недовольную интонацию, пес угрожающе зарычал на Корнелия, но тотчас получил по морде коленом.

– Добряк, назад! Сказано: не трогать ботана!..

Девушка сорвала с головы черную вязаную шапку из тех, что любят носить туристы, лыжники и диггеры, не раздобывшие еще удобную каску с фонарем. Волосы у нее были короткие, темные. Лежали они неровными прядями и вообще ощущение было такое, что девушка стрижет себя сама.

– Беру свои слова назад! Длинная коса отменяется, – со вздохом признал Корнелий.

– Опять коса? Тебя что, зациклило? Мечтал в детстве заплетать куколкам бошки, а мама покупала машинки?

Корнелий улыбнулся, оценив градус ехидства. Он уже ощутил, что Варвара колючая как еж, а раз так, то с ней надо быть мягким как колобок. Да и вообще с девушками не спорят. Почти всякое женское мнение условно. Любая девушка сама себя семь раз опровергнет в течение минуты, если дать ее речи изливаться спокойно, не встречая препятствий.

Состав начало побалтывать. Вынужденный сделать паузу, племянник Троила стал оглядываться. Ему было интересно, какое впечатление произвела девушка с громадным псом на остальных пассажиров.

Оказалось – совершенно никакого. На них даже никто не смотрел.

Последний час перед закрытием метро – время, когда никто ничему не удивляется. Этот час принадлежит влюбленным, возвращающимся с романтического дежурства. Еще – печальным дамам с вениками тюльпанов или длинной шпагой единственной розы. Еще – подвыпившим красноглазым дяденькам в съехавших набок галстуках, которых культурно выперли из гостей, десять раз вежливо повторив, что завтра чудовищно сложный день. Еще – сонным поварам и официантам недавно закрывшихся кафе. Еще – бодрым дачникам, любящим рискованно успевать на последнюю электричку или запрыгивать на ходу в единственный автобус, с предварительным забрасыванием в его приоткрытые двери рюкзака и тележки. И, наконец, это час зорких карманников, которые сдергивают у уснувших пассажиров мобильники и выхватывают сумочки у грустных дам, всегда оставляя им цветы. В ночном вагоне одни только карманники пытаются казаться правильными и скомпенсированными людьми, и по этому признаку их всегда можно опознать.