Дмитрий Емец - Карта Хаоса

– Нет, я так не могу. Это как-то неправильно… Погоди! – крикнула она Варваре.

Та удивленно остановилась. Сомкнув бульдожьи челюсти, Арей смотрел себе под ноги. Казалось, носки собственных ботинок – единственное, что интересует его в этом мире.

– Она же ваша дочь! И не говорите, что нет. Я догадалась! Вы дали ей уйти! Разве вы не хотите сказать ей, что… – негромко начала Улита.

Она ощутила, как что-то предупреждающе, не больнее комариного укуса, кольнуло ее под лопатку. Маленький метательный кинжал, который Арей обычно прятал в рукаве, неприметно для других коснулся ее кожи. Со стороны это выглядело, как если бы он просто полуобнял секретаршу одной рукой.

– Я уже предупреждал тебя однажды. Говорю снова: если ты откроешь рот, я тебя убью! – беззвучно для других, но очень отчетливо для Улиты произнес Арей.

– Но почему? – спросила Улита, тоскуя.

– Она не должна знать! Никогда! Ты поняла?

Варвара стояла, непонимающе оглядываясь на Улиту. Добряка, застывшего у ее ног, больше интересовал Депресняк, расслабленно лежавший на плече у Дафны и обливавший пса несказанным презрением. Казалось, он презирает не только Добряка, но и его папу, маму, бабушку – вообще всю собачью породу в целом и каждого пса по отдельности.

Добряка нюансы кошачьего отношения интересовали мало. Взгляд маленьких внимательных глазок был спокоен до крайности. Пес, любящий душить котов, и кот, любящий драться с собаками, нашли друг друга.

– Ну чего тебе? – крикнула Варвара, так и не получив объяснений, зачем ее окликнули.

– Ничего! – опомнившись, громко ответила Улита. – Я просто хотела сказать, что рада была познакомиться!

Варвара хмыкнула. К заезженной вежливости она была равнодушна, особенно когда усматривала в ней натяжку.

– С кем? Со мной, что ли? Издеваешься? Дальше что? Намылим от радости веревку?

Воздержавшись от конкретных рекомендаций, Улита ограничилась тем, что помахала Варваре рукой. «Как же мне нравятся эти папа и дочка! Прям патронов никаких не хватит – так нравятся!» – проворчала она.

Всё то время, пока Варвара уходила, Арей упорно смотрел ей вслед. Когда же она скрылась, он отвернулся и, ни с кем не прощаясь, побрел в противоположную сторону. Так он и шел – огромный, немного сутулый, раскачивающийся при ходьбе, больше похожий на усталого грузчика со склада бытовой техники в Перово, чем на лучшего бойца мрака.

– Мне кажется, сейчас его бы прихлопнул любой практикант, впервые получивший флейту! – подал голос Корнелий, однако испытывать судьбу не стал.

Улита взяла Эссиорха за руку.

– Жалко, конечно, у пчелки, но, скажи, Арей мог бы исправиться? Ведь он явно не такой, как, скажем, Лигул! – проворковала она.

Эссиорх удивленно уставился на нее.

– А про умножение на ноль ты не хочешь спросить?

– А что тут такого?

Эссиорх пошевелил пальцами, пытаясь лучше сформулировать.

– Учи матчасть! Исправиться может человек, если захочет, причем не сам, но прося помощи у света и получая ее, но не темный страж. Это вне его природы. Волку можно вырвать все зубы, но всё равно не научишь его жужжать и пить нектар.

– Но Арей же неплохой! – упрямо возразила Улита.

Эссиорх строго посмотрел на нее.

– Не усложняй. Усложнение – это мыслительный туман, а туман никогда не бывает от света. О страже как о человеке суди просто – по его поступкам. Что делает Арей? Продлевает регистрации комиссионерам и суккубам. Убивает своих и чужих, отправляет тысячи русских эйдосов в Тартар. Это дела. А всё остальное – романтическая пыль.

– Но со мной он честен!

– Честность – что-то такое, что бывает всегда и во всем, а не иногда и время от времени. Всё, что имеет исключения, это ситуативное лукавство. Представь, что Меф и дальше оставался бы у Арея и под его влиянием. Прошло бы лет десять, и он стал бы таким же «благородным» убийцей, который вначале с лицом, выражающим тотальное неприятие зла, выкашивает из пулемета детский сад, а потом заботливо вытаскивает занозу из лапки котенка.

С соответствующими изменениями (лат.).