Анатолий Димаров - Три грани времени

Потом он успокоился. Снова свернулся калачиком и погрузился в сон…

А-ку проснулся от того, что ему очень хотелось есть. Голодные спазмы больно сжимали давно пустой желудок, рот наполняла слюна. А-ку проглотил её, и голод стал ещё острее. Он жалобно заскулил и открыл глаза.

В пещере было темно. Снаружи через узкий вход, заваленный камнями так, чтобы не мог протиснуться ни один хищник, лился и бессильно гас утренний несмелый свет. Вокруг шевелились, стонали, сопели взрослые — неспокойный сон племени, которое уже долгое время голодает. Звучал иногда сердитый женский окрик, а то и затрещина — какая-то мать успокаивала младенца. А-ку вздохнул: у него даже матери не было, чтобы вот так прикрикнуть на него — у его матери, красивой и сильной, с такими густыми и буйными волосами, что они покрывали её почти всю, уже было двое других детей, и она давно прогнала от себя старшего сына. А-ку и до сих пор помнит, как она била его и отталкивала, когда он подходил к ней, как загораживала от него младших братьев, так что она давно стала ему безразлична.

Кто же был его отцом, А-ку не знал. Да и никто в его племени не знал своего отца, не было даже понятия «отец» — все взрослые охотники одинаково ласково и терпеливо опекали малышей, должно быть, и сами неспособные отличить собственных детей от чужих. Дети знали лишь своих матерей, которые сначала носили их на руках, а потом водили с собой, давая первые уроки жизни. Когда же дети подрастали, матери, которые успевали завести ещё одного ребёнка, безжалостно гнали их от себя, и парень или девчонка присоединялись к стае таких же, как они сами, одногодков — будущих охотников, будущих матерей своего племени. Мальчишки учились мастерить боевые дубинки, метко бросать острые камни, выслеживать и убивать мелкую дичь, а девочки под присмотром одной из бездетных «тёток» овладевали искусством быть женщиной, которое пригодится им в будущем. Они то собирали хворост, чтобы кормить ненасытный Огонь, который согревал всё племя в холода и отгонял хищников, то выискивали слизней и улиток, выкапывали заострёнными палками съедобные корешки, подбирали плоды, пригодные в пищу: часть их тут же поедалась, остальное отдавали детям, которые всегда встречали их жадно протянутыми руками.

Возможно, потому, что женщины, даже старые и немощные, всегда заботились о детях, племя прогоняло их гораздо позднее, чем мужчин…

А-ку поднялся и, осторожно ступая, чтобы не потревожить спящих, начал пробираться к выходу. Он крался неслышно, его толстые грубые подошвы, которые не боялись даже острых камней, в то же время ощущали каждый выступ, каждую веточку — походка будущего охотника, кормильца племени.

Он протиснулся в отверстие и выполз из пещеры.

Снаружи уже совсем развиднелось, за далёкими горами разжигал свой костёр Великий Охотник. Вот-вот выглянет он из своей пещеры, выйдет на охоту за вон теми табунами, что пугливо дрожат наверху, и тогда станет тепло и весело. Раньше А-ку закричал бы, приветствуя Великого Охотника, ударил бы себя со всей силы в грудь, как это делают охотники, выходя на охоту, но сейчас голод грыз ему нутро, и он молчал.

Мрачно и безнадёжно оглядывал А-ку пустую долину, что простёрлась внизу — на ней уже не паслись табуны животных, на которых охотилось его племя. Они исчезли, подались куда-то в поисках пастбищ, потому что здесь, в долине, лютовала засуха. Великий Охотник за что-то разгневался на его племя и прогоняет с неба воду, не даёт ей пролиться вниз, напоить сухую, растрескавшуюся землю. Вот и сейчас он взбирается на самую высокую гору, красный, уже заранее сердитый — он затеял, должно быть, прогнать племя из этой долины.

Может, он сам хочет в ней охотиться?

Разве ему не хватает тех табунов, что пасутся наверху?

А-ку вздохнул, скривился от боли в желудке.

— А-ку хочет есть, — пробормотал он в пространство.

— Ва-а хочет есть, — послышалось жалобно в ответ.

А-ку обернулся на голос: справа, скорчившись, сидел караульный, который не спал всю ночь. Он был старый и тщедушный, способный уже только на такую вот службу, чтобы охотники помоложе могли отоспаться и набраться сил. Он уже давно сошёл с охотничьей тропы, забыл вкус тёплого мяса, оторванного от тела только что убитого животного — ему доставались только кости, обгрызенные мослы, и он часами сосал их, выискивая малейшие съедобные кусочки.

— А-ку голодный! — сказал А-ку, неприязненно смотря на караульного.