Анна Гурова - Мой друг бессмертный

– Это что еще за имя? – с подозрением переспросил папа, который этого предложения еще не слышал. – Лаврентий, что ли? Опять чего-то начитался? Ты еще «Феликс» предложи! Или уж сразу «Иосиф»!

Лешка пожал плечами. Он не собирался спорить с папой. В принципе, имя – это не самое важное. Когда получаешь паспорт, можно его и поменять.

«Жалко, что он все забудет, когда родится, – подумал Лешка, садясь пить чай. – Еще долго будет младенцем со всем, что прилагается: орать по ночам, писаться, ползать по квартире и портить мои вещи, еще лет до четырех с ним даже толком не поговорить будет. Но я все равно буду его любить».

Один из солнечных лучей этого мартовского утра неведомыми путями пробился через не мытое годами окно в пыльный сумрак студии на втором этаже Леннаучфильма. Нафаня немедленно подставил под него небритую физиономию и блаженно зажмурился.

– Солнышко-то какое весеннее! – промурлыкал он. – Зашибись!

Все сидели и зевали, не торопясь приступать к репетиции. Накануне парням из «Утра понедельника» пришлось, дожидаясь своей очереди выйти на сцену клуба «Катакомба», просидеть в гримерке аж до пяти утра. К этому часу и сами музыканты, и почти все зрители, кто еще не уснул, были уже в невменяемом состоянии, и триумфа не получилось. Сегодня вечером был шанс взять реванш в клубе «Психо». Клуб был попроще «Катакомбы», зато они выступали там в числе первых. Михалыч повертел в воздухе барабанной палочкой. – Ну, поехали?

Встрепанный Рэндом, зевая во весь рот, потянулся за гитарой. Нафаня призыв проигнорировал – он принимал солнечную ванну.

– А помните Ники? – неожиданно спросил он. – Я тут недавно услышал по радио «Максимум» одну клевую песню и сразу ее вспомнил. Жалко, не сказали, какая группа, сразу реклама пошла…

– Она, говорят, отыскала своего настоящего отца, – сказал Михалыч. – Он у нее какой-то крутой оказался, так она теперь не то в Москве живет, не то за границей.

– Может, это ее песня и была? – подумал вслух Нафаня. – Если музыку не забросила, может, и по телику ее увидим. Теперь-то у нее с продюсерами никаких обломов быть не должно.

– А я по ней скучаю, – неожиданно признался Михалыч. – Она прикольная была. Выдумывала все время всякую всячину. То у нее солнце разговаривает, то в подвале кто-то поет…

– Эх, – философски сказал Нафаня, отошел от окна и принялся подкручивать колки на своей бас-гитаре.

Рэндом промолчал, хотя ему-то как раз было что сказать. Не далее как вчера вечером, перед отъездом на концерт, он своими ушами слышал, что в подвале кто-то пел. Причем очень здорово. И слова такие шизовые, но мощные и яркие. Рэндом расслышал далеко не всё, но уже второй день у него перед глазами стояли разноцветные сполохи в бездонном синем небе, фонтаны огня, брызги расплавленного золота, грохот барабанов и колокольный звон – краски и звуки свирепого, безудержного веселья. Рэндом даже запомнил мелодию и теперь пытался ее подобрать.

– Вот, послушайте, – сказал он через несколько минут. – Как вам?

– А круто, – почтительно проговорил Нафаня, когда затих последний аккорд. – Не, правда круто.

– Вторично. Это у Гребня есть такая тема, – заметил Михалыч. – «Золото на голубом».

– Ну и что? – равнодушно сказал Рэндом. – Подумаешь, Гребень. У меня свои темы. Я напишу песню и назову ее так же. Для прикола. Моя все равно будет лучше. И посвящу ее Ники. Никто не против?

Никто, естественно, не возражал.