Вероника Рот - Избранная

Силы Эрудиции и Лихости сконцентрированы в секторе Альтруизма, так что, пока мы бежим из него, шансы встретиться с препятствиями минимальны.

Мне не пришлось решать, кто пойдет со мной. Калеб был очевидным выбором, поскольку он знает о плане Эрудиции больше всех. Маркус настоял на том, чтобы идти, несмотря на мои возражения, потому что умеет обращаться с компьютерами. А отец с самого начал вел себя так, как будто его участие не обсуждается.

Несколько секунд я смотрю, как остальные бегут в противоположном направлении — к безопасности, к Товариществу, — и затем поворачиваюсь к городу, к войне. Мы стоим у рельсов, которые приведут нас к опасности.

— Сколько времени? — спрашиваю я у Калеба.

Он смотрит на часы.

— Три двадцать.

— Придет с минуты на минуту.

— Он остановится?

Я качаю головой.

— Через город он движется медленно. Мы пробежим несколько футов рядом с вагоном и заберемся внутрь.

Запрыгивать в поезда стало для меня легким и естественным делом. Для остальных это будет не так просто, но останавливаться поздно. Я оборачиваюсь через левое плечо и вижу фары, горящие золотом на фоне серых зданий и дорог. Я подскакиваю на цыпочках, пока огни становятся все больше и больше, а когда нос поезда проплывает мимо, пускаюсь трусцой. Приметив открытый вагон, я набираю скорость, чтобы поравняться с ним, и хватаюсь за ручку слева, закидывая тело внутрь.

Калеб запрыгивает сам, тяжело приземлившись и перекатившись на бок, и помогает Маркусу. Отец падает на живот и втаскивает ноги. Все отходят от двери, но я стою на краю, держась одной рукой за ручку, и наблюдаю, как город проносится мимо.

На месте Жанин я послала бы большинство солдат-лихачей ко входу в лагерь Лихости над Ямой, возле стеклянного здания. Нам разумнее отправиться к черному ходу, в который прыгают с крыши.

— Полагаю, теперь ты жалеешь, что выбрала Лихость, — замечает Маркус.

Я удивлена, что мой отец не задал тот же вопрос, но он, как и я, наблюдает за городом. Поезд проходит мимо лагеря Эрудиции с погашенными огнями. Издали он кажется мирным, и, возможно, внутри его стен царит мир. Вдали от конфликта и реальности того, что они натворили.

Я качаю головой.

— Даже после того, как лидеры твоей фракции решили присоединиться к заговору против правительства? — выплевывает Маркус.

— Мне нужно было кое-чему научиться.

— Быть храброй? — тихо спрашивает отец.

— Быть самоотверженной, — поправляю я. — Часто это одно и то же.

— Поэтому ты вытатуировала символ Альтруизма на плече? — спрашивает Калеб.

Я почти уверена, что в глазах отца мелькает улыбка. Я слабо улыбаюсь в ответ и киваю.

— И символ Лихости на другом.

Стеклянное здание над Ямой отражает солнечный свет мне в глаза. Я стою у двери, держась за ручку, чтобы не упасть. Почти приехали.

— Когда я скажу прыгать — прыгайте как можно дальше.

— Прыгать? — переспрашивает Калеб. — До земли семь этажей, Трис.

— На крышу, — уточняю я.

При виде его изумленного лица я поясняю:

— Потому это и называется проверкой храбрости.

Половина храбрости заключается в угле зрения. Когда я делала это впервые, это был один из самых трудных поступков в моей жизни. Теперь готовиться к прыжку с движущегося поезда легче легкого, потому что за последние несколько недель я совершила больше трудных поступков, чем большинство людей — за всю жизнь. И все же ни один из них не сравнится с тем, что мне предстоит сделать в лагере Лихости. Если я выживу, то, несомненно, совершу еще более трудные поступки, например научусь жить без фракции, что всегда казалось мне невозможным.

— Папа, пора. — Я отхожу в сторону, чтобы пропустить его к краю.

Если они с Маркусом прыгнут первыми, я смогу подгадать время, чтобы им выпало самое короткое расстояние. Надеюсь, мы с Калебом сможем прыгнуть достаточно далеко, ведь мы моложе. Я должна пойти на этот риск.

Рельсы поворачивают, выстраиваются вдоль края крыши, и я кричу:

— Прыгай!

Отец сгибает колени и бросается вперед. Я не жду результата. Просто толкаю Маркуса и кричу:

— Прыгай!

Отец приземляется на крышу, так близко к краю, что я ахаю. Он сидит на гравии, и я выталкиваю Калеба вперед. Он стоит на краю вагона и прыгает, не дожидаясь моего приказа. Я отхожу на несколько шагов, чтобы разбежаться, и выпрыгиваю из вагона в тот самый миг, когда поезд достигает конца крыши.

Мгновение я вишу в воздухе, затем мои ноги врезаются в бетон, и я перекатываюсь на бок, подальше от края. Колени болят, и удар сотрясает все тело, отчего плечо начинает пульсировать. Я сажусь, тяжело дыша, и смотрю через крышу. Калеб и отец стоят на краю, держа Маркуса за руки. Он не справился, но и еще не упал.