Ясмина Реза - Бог войны [=Бог резни]

Мишель. Убийцы?!

Аннет. Да!

Мишель. Я убийца хомяка?!

Аннет. Да! Вы тут пытаетесь нас стыдить, но все ваши нравственные императивы превратились в кусок дерьма после убийства хомяка!

Мишель. Я убил хомяка?! Когда это я убил хомяка?

Аннет. Вы сделали хуже. Вы бросили его, дрожащего от ужаса, во враждебной среде. И несчастный был обречен, его сожрала собака или крыса!

Вероника. Точно…

Мишель. Что точно?!

Вероника. Точно! Его сожрали. Что нет? Ясно же, что именно так и вышло.

Мишель. Да я думал, что он будет рад, его же освободили! Я думал, он так и побежит по тротуару, прыгая от счастья!

Вероника. Видишь, а он не побежал.

Аннет. А вы его бросили.

Мишель. Я не могу к ним прикасаться! Господи помилуй, Рони, ты же знаешь, я не могу трогать этих тварей!

Вероника. У него фобия насчет грызунов.

Мишель. Ну да, грызунов! И змей, я не могу видеть змей, я не могу прикасаться ко всем этим ползучим гадам, вообще ко всем земляным тварям, которые бегают, ползают, шебуршатся! И хватит вообще!

Ален (Веронике). Ну, а вы — вы-то почему не вышли поглядеть, как там хомяк?

Вероника. Да я понятия не имела, что случилось! Мишель ничего не сказал ни мне, ни детям, он до утра вообще молчал, что хомяка больше нет! Я сразу выбежала, сразу, обошла целый квартал, спускалась даже в подвал!

Мишель. Вероника, я нахожу это совершенно невыносимым — давать отчет за всю эту историю с хомяком, которую тебе вдруг приспичило разоблачать! Это личное дело, наше семейное, и к ситуации никак не относится! И я не позволю, чтобы меня называли убийцей! В моем доме!

Вероника. Дом-то тут при чем?

Мишель. В моем доме, двери которого я, проявив максимальную терпимость, гостеприимно распахнул перед людьми, которые должны мне быть благодарны за это…

Ален. Мне нравится, как вы себя нахваливаете.

Аннет. Неужели вы не чувствуете ни малейшей вины за гибель несчастного животного?!

Мишель. Никакой абсолютно. Я всегда ненавидел эту тварь. Я в восторге, что она исчезла.

Вероника. Мишель, это смешно.

Мишель. Что смешно? Ты тоже рехнулась, что ли? Их сын изуродовал Брюно, а я теперь в дерьме из-за хомяка?!

Вероника. Ты очень дурно поступил с хомяком и отрицать это бессмысленно…

Мишель. В жопу хомяка!

Вероника. Когда вечером о хомяке тебя спросит твоя собственная дочь, ты этим не отделаешься.

Мишель. Да мне плевать! Я не собираюсь отчитываться перед девятилетней соплячкой.

Ален. Стопроцентно поддерживаю.

Вероника. Это ужасно!

Мишель. Не заводи меня, Пампуся. Я все время вел себя очень сдержанно, но мое терпение вот-вот лопнет!

Аннет. А как же Брюно?

Мишель. При чем здесь Брюно?!

Аннет. Он не беспокоится? О хомяке?

Мишель. Я так понимаю что у Брюно сейчас проблемы посерьезней.

Вероника. Брюно был не так привязан к Зубастику.

Ален. Тоже ничего себе имечко.

Аннет. Если вы не ощущаете ни малейшей вины, с какой стати наш сын должен чувствовать себя виноватым?!

Мишель. Знаете, что я вам скажу?! Я сыт по горло всем этим идиотизмом! Мы пытались быть очень милыми, накупили этих чертовых тюльпанов, жена пыталась выставить меня великим гуманистом, но, честно говоря, я совсем не такой цивилизованный! Правду вам сказать, я совсем недалеко ушел от орангутанга.

Ален. Как и все мы в чем-то…

Вероника. Ну уж нет. Не все и не во всем.

Ален. Нет, ну вы-то нет, конечно…

Вероника. Да, я-то, слава Богу, нет.

Мишель. Не ты, конечно, не ты, Пампуся. Куда тебе — ты же у нас с Кокошкой на дружеской ноге… тебе все по ногам!

Вероника. Ты что на меня орешь?!

Мишель. Я не ору. Совсем наоборот.

Вероника. Да я же вижу!

Мишель. Ты устроила весь этот междусобойчик, а я дал себя в это втравить…

Вероника. Ты дал себя втравить?

Мишель. Да.

Вероника. Мерзость какая.

Мишель. Ведь это ты у нас любишь цивилизованно выяснять отношения. Так что всем этим мы обязаны тебе.

Вероника. Да, я за цивилизованные отношения! И это счастье, что есть люди, готовые их выстраивать! (Чуть не плача). Ты в самом деле думаешь, что лучше быть орангутангом?!