Корнелл Вулрич - Одной ночи достаточно

Держа руку на двери, повернулся и осмотрелся. Точнее сказать, попробовал это сделать, потому что из-за темноты, царствовавшей внутри, ничего не видел. Никакого проблеска. Как будто я находился в абсолютно темном тоннеле. Или стоял в могиле. Я повернулся лицом к двери.

И тут до меня, с опозданием, дошло, что я нечто учуял, хотя и не разобрался в темноте. Неожиданно вздрогнув, я снова развернулся кругом.

Первые мгновения ничего не различал. Потом понял, что передо мной нечто видимое. Точка во мраке. Красная точечка. Пятнышко, подвешенное в пространстве, будто искра.

Я смотрел на нее, боясь двинуться. Искра тоже оставалась неподвижной. Я почти не дышал.

Так и стоял некоторое время, уставившись на точку, пока не сообразил, что передо мной. Точнее сказать, сделал вывод из наблюдения. Это была зажженная сигарета. Если долго смотреть на красную точку, то можно заметить, что она живет в своем, едва уловимом ритме. Краснота ее то уменьшалась и почти останавливалась, то вновь оживала и усиливалась. Ритм ее изменения повторял ритм дыхания. Значит, здесь, в темноте, кто-то есть.

Красная точка неожиданно продвинулась вверх сантиметров на тридцать и снова замерла. Значит, тот, кто курил, встал.

Движение не сопровождалось никаким шумом. Человек действовал проворно и хотел остаться невидимым. Но он не учел, что уже обнаружен. Зажженная сигарета была его ошибкой. Видно, он так привык к безостановочному курению, что забыл про сверкающий уголек на уровне его лица.

Я стоял как загипнотизированный и не мог отвести взгляд от этой раскаленной точки. Будто это глаз змеи, зафиксированный на мне. Я чувствовал, как твердеет мой позвоночник и по коже начинают бегать мурашки.

Огонек почти потух, очевидно, покрывшись пеплом, но очередная затяжка опять оживила его.

Вдруг он, слегка подрагивая, двинулся ко мне. Приближался медленно. Я почувствовал, как меня охватывает ужас и начинает бить озноб. Но остался на месте. А что я мог сделать?

Теперь сверкающая точка была рядом. Я даже почувствовал тепло сигареты на своей шее. Конечно, это скорее игра воображения, но эффект был именно таким.

Меня поражало молчание человека. Мы оба молчали. Я ждал, когда неизвестный раскроется, а он, очевидно, ожидал моего слова.

Я почувствовал, как подрагивает моя верхняя губа, и чуть не зарычал. Это был атавистический рефлекс, оставшийся у нас, людей, от животных. Я находился в темноте, а передо мной была непонятная, неконтролируемая опасность. Как же иначе я мог выразить напряжение выслеженного зверя, прижатого к стенке?

Я сделал глубокий вдох, развел руки, чтобы удобней пустить их в ход, и приготовился к предстоящей схватке.

Что-то холодное и острое коснулось моей шеи сбоку, прямо над веной. Металлическое острие слегка нажалось и зафиксировалось в таком положении.

Оно было острым, как кончик ручки или ногтя, и только небольшое закругление мешало ему, несмотря на ощутимое давление, сделать дырку в моей коже. Один маленький толчок — и оно бы пробило вену. Но это не ручка и не ноготь, а нож, которым меня могли пригвоздить к двери одним ударом!

Огонек сигареты немного поколебался, но это движение не передалось на лезвие. Я почувствовал дуновение воздуха перед моим потным лицом, будто сделали быстрый жест рукой. Однако это была не та рука, которая держала нож. На уровне глаз раздался треск. Зашипела головка спички и сверкнула, как маленькая ракета, на мгновение ослепив меня.

Потом пламя спички успокоилось и отошло немного в сторону. Лицо человека, стоявшего передо мной, медленно выплывало из темноты, приобретало объемность и видимость, как на фотопластинке при проявлении.

Это была женщина.

Лицо появилось передо мной, будто освещенное внутренним светом. Типаж — общий для Кубы. Высокие скулы, черные гладкие волосы, разделенные посредине и зачесанные за уши, губы полные и выступающие вперед, яркие, будто накрашенные. Кожа цвета бисквита. Черные глаза, большие, полуприкрытые и вытянутые к скулам, выражали коварство и угрозу.

На ней была шаль, но не из тех романтических испанских с розами и цветами, а темная, без узора, из простого хлопка, даже дырявая. Под шалью виднелась одежда красного цвета. Красные хлопковые чулки, которые казались не слишком чистыми. На ногах — дешевые туфли. Кажется, они былина веревочной подошве и без каблуков. Впрочем, все это разглядел потом, а пока вынужден был смотреть только вперед, на уровне ножа.