Робин Кук - Злой умысел

— Ну вот и все. — Джеффри был доволен, накладывая стерильный пластырь поверх катетера. — Хорошо бы еще пару минут полежать на боку.

— Но почему я ничего не чувствую? — удивилась Пэтти.

— В том-то и весь смысл, — улыбнулся Джеффри.

— А вы уверены, что все получится?

— Подождите до начала следующих схваток и сами все увидите, — с уверенностью сказал он.

Джеффри назвал медсестре промежутки, через которые следует измерять Пэтти артериальное давление, помог ей лечь на спину и вернул на место датчик монитора. До следующих схваток у Пэтти он оставался в комнате, используя время для того, чтобы по укоренившейся привычке записать все подробности в наркозную карту. Пэтти успокоилась. Мучительная боль отпустила, и она горячо поблагодарила Джеффри.

Сказав Монике Карвер и медсестре, где его искать, Джеффри зашел в одну из пустых родильных палат и лег на койку. Он думал, что лишь прикроет глаза на несколько мгновений, но, убаюканный тихим дождем за окном, через пару минут уже спал непробудным сном. Несколько раз в комнату кто-то входил и выходил, но он так и не проснулся, пока не появилась Моника и не потрясла его за плечо.

— У нас проблемы, — сказала она.

Джеффри свесил ноги с койки и протер глаза.

— Что случилось?

— Симариан решил делать Пэтти Оуэн кесарево сечение.

— Так скоро? — Джеффри посмотрел на часы и несколько раз моргнул. Комната почему-то казалась ему темнее обычного. Посмотрев на часы еще раз, Джеффри удивленно поднял брови: получалось, что проспал он ровно полтора часа.

— Плод в заднем затылочном предлежании и за последние несколько часов не продвинулся ни на дюйм, — после каждых схваток сердечный ритм ребенка очень медленно возвращается к норме.

— Да, тогда придется делать кесарево, — согласился Джеффри, с трудом поднимаясь на ноги. Ему пришлось немного постоять, прежде чем прошла слабость.

— С вами все в порядке? — спросила Моника.

— Абсолютно. — Джеффри присел на стул, чтобы обуть тапочки. — Сколько у нас времени?

— Симариан будет здесь через двадцать минут, — сказала Моника глядя ему в глаза.

— Что-то не так? — Джеффри провел рукой по волосам, чувствуя, как в сердце проникает неясный страх.

— Вы слишком бледны, — пояснила Моника. — Может быть, здесь просто мало света… — Она отвела глаза. Дождь за окном превратился теперь в ливень.

— А как чувствует себя Пэтти? — спросил Джеффри, направляясь в ванную.

— Сносно, — выходя из комнаты, ответила Моника. — Ей все еще больно, но она держится. Вы можете дать ей какой-нибудь транквилизатор, чтобы немного успокоить.

Джеффри кивнул головой и включил свет в ванной. Это была хорошая идея — дать Пэтти какой-нибудь транквилизатор, но, учитывая все обстоятельства, следовало бы подумать.

— Проверьте, чтобы ей дали кислород, а я приду через несколько минут.

— Ей уже дали кислород, — бросила Моника через плечо, закрывая дверь. Джеффри внимательно посмотрел на себя в зеркало. Действительно, он был очень бледен. Но не только бледен. Зрачки! Они напоминали две точки, поставленные на бумаге шариковой ручкой. Такими маленькими, суженными он их еще никогда не видел. Не мудрено, что, проснувшись, поначалу он даже не мог разобрать, который час.

Джеффри умылся холодной водой и чуть промокнул лицо полотенцем. Только это могло привести его в чувство. И снова посмотрел в зеркало. Зрачки все еще были сужены. Глубоко вздохнув, Джеффри поклялся, что как только примет эти роды, сразу же пойдет домой и ляжет в постель. Пригладив волосы мокрой рукой, он направился в пятнадцатую палату.

Моника права — он нашел, что Пэтти пугают предстоящие события. Она боится кесарева сечения, винит себя в том, что сама не может родить ребенка. Щеки у нее мокрые от слез, она сокрушается, почему в этот момент мужа нет рядом с ней. Джеффри, как мог, пытался ее успокоить, объяснял, что нет ее вины в кесаревом сечении. Потом он ввел ей в вену пять миллиграммов диазепама, который, по его мнению, не мог оказать на ребенка никакого влияния. Реакция Пэтти на диазепам была моментальной: она сразу же успокоилась.

— Я буду спать, когда мне будут делать кесарево? — спросила она.

— Вам будет хорошо, — уклонился Джеффри от прямого ответа. — Одно из самых главных достоинств эпидуральной анестезии заключается в том, что можно увеличивать дозу, не беспокоя при этом Пэтти-младшую.

— У меня будет мальчик, — поправила его Пэтти. — Мальчик, и зовут его Марк. — Она слабо улыбнулась. Транквилизатор делал свое дело.