Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры

— Красиво, не правда ли? Совсем недалеко от города, а какой воздух! То, чем мы дышим в центре, вообще трудно назвать воздухом.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Михаэль улыбнулся:

— Это дом моей дочери. Я купил его, когда муж бросил ее и ей негде было жить. Она сама выбрала его. Не самое лучшее решение, учитывая отдаленность от центра, но Стелла не из тех, кому можно диктовать. Ты скоро сам все поймешь.

Фредерик оглянулся вокруг и отметил, что за садом тщательно ухаживают. Ветвистые яблони подстрижены, кусты аккуратно подвязаны. Сразу за садом начинался лес. «Интересно, далеко ли отсюда до соседнего дома», — подумал Фредерик. Вдали светились какие-то огни. Видимо, дочери Михаэля нравится одиночество. Он подошел к яблоне и погладил шершавую, влажную кору.

— Я хотела вас представить, но вижу, вы уже познакомились. Это дерево зовут Руфус. Это он. А меня — Стелла. — Голос доносился откуда-то снизу. Фредерик обернулся и, увидев два колеса, понял, почему.

В инвалидном кресле сидела миниатюрная женщина, которая словно излучала значимость. У незнакомки были высокие скулы, как у Михаэля, и карие глаза, но черты лица мягче, чем у отца, словно их вырезали на молодом, нежном и пахучем дереве. Бледная кожа Стеллы напомнила Фредерику прозрачную кожу матери. Когда Стелла улыбалась, вокруг глаз собирались морщинки — свидетельство не возраста, а пережитого горя. Распущенные светлые волосы падали до талии. Молодая женщина протянула Фредерику руку. Пожатие оказалось теплым и неожиданно сильным для такого хрупкого создания.

— Фредерик, — представился он, не зная, чего от него ждут.

Стелла улыбнулась, словно прочитав его мысли.

— Папа позвонил и сказал, что приедет со своим хорошим другом. Видимо, он не сообщил вам, что везет вас ко мне. Он вообще не очень разговорчив, особенно когда дело касается меня. Но это вы, наверное, уже заметили.

— Я знал только, что у Михаэля есть дочь, — ответил Фредерик. Ему было холодно в тонкой кожаной куртке. Стеллаже, похоже, холода не чувствовала, хотя на ней были только белая блузка и джинсы, а на ногах — незашнурованные кроссовки.

— Это похоже на папу. Он не любит обсуждать свою личную жизнь. И предпочитает сразу переходить к делу, в отличие от вас, шведов. Многие воспринимают это как грубость. К сожалению.

— Я к таким не отношусь. И тоже не люблю обсуждать свою личную жизнь, так что в этом мы с вашим отцом похожи. — Фредерик слишком поздно понял, что сказал больше, чем надо.

Стелла улыбнулась:

— Значит, мне придется говорить за троих, пока вы у меня в гостях. Веселенькая перспектива. Пойдем в дом.

Она покатила кресло через лужайку. Фредерик хотел предложить ей свою помощь, но не осмелился, боясь обидеть. Ей нелегко было ехать по неровной лужайке. Фредерику показалось, что она несколько раз выругалась по-немецки, прежде чем добралась до крыльца, к которому был пристроен пандус для инвалидного кресла. Наверху ее ждал Михаэль. Он нагнулся и поцеловал дочь в щеку. Стелла открыла дверь и повернулась к Фредерику.

— Я не запираю дверь, когда работаю в саду. Инвалиду приходится постоянно сражаться со своими страхами. Когда ноги тебя не слушаются, привыкаешь полагаться только на силу воли.

Она вкатила кресло в дом и остановилась, чтобы Михаэль мог протереть колеса тряпкой. Фредерик последовал за ними. Если снаружи казался старинным, чуть ли не сказочным, внутри он был абсолютно современным. Несколько стен снесли, видимо, чтобы облегчить Стелле передвижение. Светлый деревянный пол придавал небольшому помещению ощущение простора. Холл, в котором они оказались, отделан в белых, серых и синих тонах. Пройдя в гостиную, выдержанную в тех же пастельных оттенках, Фредерик отметил яркие картины на стенах, видимо, призванные дать некий цветовой акцент. Фредерик оглядел белый диван, светлый журнальный столик и коричневую кухню в углу. На стойке стояла корзина с ярко-желтыми лимонами.

Стелла подкатилась к кухне, и Фредерик, скинув куртку, прошел туда же. Она поставила чайник и стала доставать чашки и блюдца из шкафчиков, расположенных так, чтобы ей удобно было дотянуться.

— Вам помочь? — помедлив, поинтересовался он.

— Можете накрыть столик в гостиной. Когда я одна, то предпочитаю есть на кухне: слишком сложно ездить туда-сюда за вилками и ложками. Но с дивана открывается красивый вид. Присаживайтесь. Я, как видите, уже сижу. — Последнюю фразу она произнесла без тени иронии или жалости к себе.