Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры

Фредерик посмотрел на чашки из тонкого хрупкого розентальского фарфора. Давненько он не пил чай из такой дорогой посуды. Разве что в детстве, когда гостил у бабушки.

— У вас очень красивый дом.

— Спасибо. Папа купил его для меня. Он просто ангел. Но обставила дом я сама.

Стелла вкатила кресло в гостиную, держа в руке блюдо с пирогом, похожим на яблочный. Фредерик взял у нее блюдо и поставил на столик. Михаэль принес свежезаваренный чай.

— Придется пить это, ничего крепче нет, — фыркнул он.

— Папа! — возмутилась Стелла, и Фредерик поспешил заверить, что чай чудесный, не отрывая глаз от ее мускулистых рук.

Он не понимал, зачем оказался здесь и чего от него ждут. Михаэль не привез бы его сюда без конкретной цели. Но какой? И что об этом известно Стелле?

Только когда они выпили чай и кофе, который сварила Стелла, не обращая внимания на протесты гостя, и полюбовались видом на сад, открывавшимся с дивана, Михаэль заговорил:

— Моя дочь — самый самостоятельный человек из всех, кого я знаю. Она была такой год назад, когда еще могла ходить, и осталась сейчас. Я говорил тебе о трагедии, Фредерик. Я имел в виду несчастье, произошедшее со Стеллой.

Фредерик вертел в руках чашку, не зная, что ответить. Он не был уверен в том, что Стелла хочет, чтобы ее проблемы обсуждали с чужим, по сути, человеком, и с тревогой взглянул на женщину, но она была абсолютно спокойна. Ни тени обиды или волнения. Она убрала светлую прядь, упавшую на лицо, и открыто посмотрела на него.

— Вижу, вас не интересуют подробности. Тогда как многие, встречая инвалида, хотят знать, как он дошел до жизни такой. Может, из инстинкта самосохранения. Чтобы таким образом обезопасить себя от подобного несчастья. Но от всего не убережешься… Меня сбил мужчина, который выпил лишнего, прежде чем сесть за руль. Анализы показали полтора промилле у него в крови. Он идти не мог, не говоря уж о том, чтобы вести машину…

— Стелла, это ужасно, я вам так сочувствую, я…

— Не надо ничего говорить, Фредерик, я знаю, вам это кажется ужасным. Мне тоже. Но хуже всего, что этот человек ни разу не навестил меня в больнице после того, что случилось. Не послал мне письма. Не извинился. Знаю, это прозвучит странно, но для меня это гораздо ужаснее того, что я больше не могу ходить. Я так и не услышала, что он раскаивается. Более того, когда мы пытались получить страховую выплату, он написал в своих показаниях, что я переходила дорогу в неположенном месте. Это ложь. Но что можно сделать? Его слово против моего. Теперь ничего не докажешь. — У Стеллы вспыхнули щеки. — Я шла в ресторан. Было поздно, мой муж задержался на работе, но мы все равно решили встретиться. Была пятница, на улицах полно народу. Люди сидели в кафе, стояла атмосфера пятничного веселья. Я почти дошла до метро, когда из-за угла вылетел автомобиль. Я переходила улицу по пешеходной дорожке и успела только заметить, что машина несется на бешеной скорости прямо на меня. Больше я ничего не помню. Очнулась в больнице вся в царапинах и кровоподтеках. Все тело у меня болело, и скоро я поняла почему.

Волосы снова упали ей на лицо, и она откинула их назад.

— Поначалу я думала, что не выживу. Потом — что останусь прикованной к постели. Когда мне сказали, что я поправлюсь, но никогда больше не смогу ходить, я почувствовала, что вытащила счастливый билет. Я благодарна Богу за то, что выжила, хотя мне и жаль того, что я утратила, — возможность ходить. И мужа.

— Мужа?

— Он бросил ее, когда узнал, что она навсегда останется инвалидом. Свинья. — Немецкий акцент Михаэля стал явным.

Стелла перегнулась через ручку кресла и погладила отца по щеке.

— Не говори так, папа. Не все находят в себе силы жить с больным человеком. Конечно, я надеялась на его поддержку. Поначалу он проводил со мной много времени, радовался моему выздоровлению, утешал меня, подбадривал. Потом я позвонила ему из больницы и попросила приехать, чтобы кое-что сообщить. Он приехал и увидел меня в инвалидном кресле. Я попросила медсестру вымыть мне волосы перед его приездом и чувствовала себя почти красивой. Он смотрел на меня и улыбался. Потом спросил, что же я хотела ему сообщить. «Я могу иметь детей! — воскликнула я. — Врачи говорят, что я могу иметь детей!». Я думала, он обрадуется, но он стоял мрачный как туча. «Я надеялся, ты скажешь, что снова можешь ходить», — медленно произнес он. «Нет, — ответила я, — я никогда больше не смогу ходить». В тот момент я поняла, что потеряла его.