Джим Томпсон - Дикая ночь

Все, что я мог, — это убивать.

— Убирайся отсюда, — сказал я.

Я похлопывал свернутыми газетами по ладони. Хлоп — убирайся — хлоп — отсюда — хлоп. Хлоп — убирайся — хлоп...

Ее лицо стало белым, как мыльная пена, но она сумела с собой справиться. Она заставила себя снова улыбнуться и склонить голову набок.

— Ладно, милый. Ты так и будешь здесь стоять? Почему бы тебе не лечь в постель, а я...

— Убирайся... — хлоп... — отсюда... — хлоп...

— П-пожалуйста, милый. Прости, если я что-нибудь... я буду так нежна с тобой, милый. У меня этого не было уже год, и ты не знаешь... ты не знаешь, милый... какой страстной... все, что тебе захочется...

Она перестала говорить. Я схватил ее за волосы и потянул к себе. Она даже не пыталась вырваться. Она поднималась медленно: ее шея, ее груди, по которым тянулись комки пены, словно они не хотели выпускать ее из воды.

Она встала.

Она вышла из ванной.

Она стояла на коврике, сопротивляясь мне всем, чем могла сопротивляться, и предлагая мне все, что у нее было. Но она знала, что этого не хватит. Она поняла это раньше, чем я сам.

Она медленно подняла обе руки — так медленно, что движения были едва заметны, — и обхватила ими голову.

Она прошептала:

— Только не в лицо, Карл. Только не бей в лицо...

Я шлепнул ее газетами по животу. Легонько. Потом шлепнул по груди. Потом занес руку над головой — и задержал ее там. Я давал ей шанс закричать или попробовать увернуться. Я надеялся, что она это сделает... и перестанет быть везучей.

Слишком много сегодня было везучих людей.

— Ты отличная актриса! — рявкнул я. — Скажи мне, что ты не актриса. Скажи, что ты меня не заманивала, не обводила вокруг пальца и не пыталась меня использовать. Давай скажи мне это. Назови меня лжецом.

Но она ничего не сказала. Она даже не двигалась.

Я выпустил из рук газеты. Шатнулся вперед, сел на крышку унитаза и заставил себя смеяться. Я захлебывался смехом, захлебывался, и кашлял, и брызгал слюной, раскачиваясь взад и вперед на стульчаке. Это было похоже на реку, которая струилась сквозь меня, смывая весь страх, все безумие и всю тревогу. Она оставляла меня чистым, теплым и легким.

Со мной всегда так бывает. Если я начну смеяться, то все в порядке.

Потом я услышал ее хихиканье, а через секунду — хриплый, грубый смех из ночного бара. Она сидела передо мной на корточках, смеясь и уткнув голову мне в колени.

— Т-ты... чокнутый, спятивший, крутой ублюдок! Из-за тебя я потеряла десять лет жизни.

— Значит, теперь тебе шестнадцать, — сказал я. — Давай-ка посчитаем.

— Сумасшедший! И что на тебя нашло, скажи на милость? — Она подняла голову, смеясь, но глядя на меня встревоженно. — Разве я плохо сделала, что приехала сюда, если сестра и ее...

— Нет, все хорошо, — кивнул я. — Просто замечательно. У меня мурашки пошли по коже, когда я тебя увидел. Просто у меня был тяжелый день, и я тебя не ждал, и... давай на этом закончим. Пусти меня с этого толчка, пока я в него не провалился.

— Да, милый, но...

Я приподнял кулаком ее подбородок.

— Так что? Мы об этом забудем или...

— О... — Она медлила, потом быстро кивнула и вскочила. — Мерзавец! Грубиян! Пойдем, я налью тебе чего-нибудь выпить.

В сумке у нее лежала пинта виски. Накинув на себя халат, она откупорила бутылку, и мы вместе сели на кровать, выпивая, куря сигареты и болтая о том о сем. Особенно объяснять было нечего. Я разбил лед еще в ванной. Теперь она знала, кто я такой, даже если не догадывалась об этом раньше. Она знала, что я делаю в Пирдэйле. Она знала, зачем я пригласил ее в город. И все это ее устраивало.

— Малыш Биггер, — произнесла она, глядя на меня сияющими глазами. — Малыш Биггер! Господи, милый, я столько о тебе слышала...

— Ладно, — сказал я, — значит, я знаменитость? А теперь забудь об этом и никогда не вспоминай.

— Конечно, милый! Карл...

— Я не знаю, как это сделаю. Нам придется над этим поработать. А теперь насчет денег...

Здесь она повела себя умно. Она могла бы сказать — пятнадцать или двадцать штук. И я бы ответил «да». А потом подумал бы и передал куда надо: дамочка что-то слишком много просит. Может быть, лучше просто ее прихлопнуть...

— Ах, милый... — Она напустила на себя скромный вид. — Давай не будем говорить об этом. Можешь считать, что я делаю это только... ради нас. Мы ведь будем вместе, верно? Я имею в виду — потом? И я знаю, что ты не станешь скупиться.

— Потом наступит не скоро, — сказал я. — Мне придется остаться в городе, по крайней мере до лета. Разумеется, ты можешь уехать в любое время, но я не смогу к тебе присоединиться раньше лета.