Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине

Вместе с тем больше всего — и здесь Микаэль Блумквист проявил свое величие — Габриэллу захватило описание не политического грязного белья, а человеческой драмы и досадного понимания того, что мы живем в новом, безумном мире, где следят за всем, за большим и малым, и где то, что может принести доход, постоянно используется.

Закончив чтение, Габриэлла заметила, что кто-то стоит в дверях. Это была Хелена Крафт, одетая столь же эффектно, как и всегда.

— Здравствуй, — сказала она.

Габриэлла не могла не вспомнить о том, как подозревала Хелену в выдаче информации о расследовании. Но это были лишь надуманные страхи. То, что она ошибочно приняла за стыд виновного, оказалось проявлением чувства вины за то, что расследование велось непрофессионально — во всяком случае, так сказала Хелена во время их долгого разговора после того, как Мортен Нильсен во всем сознался и был арестован.

— Здравствуйте, — ответила Габриэлла.

— Не могу выразить, как я огорчена, что ты уходишь, — продолжила Хелена.

— Всему свое время.

— Ты уже имеешь представление, что будешь делать?

— Я переезжаю в Нью-Йорк. Хочу заняться правами человека — а меня, как вы знаете, уже давно приглашали в ООН.

— Для нас это очень грустно, Габриэлла. Но ты этого достойна.

— Значит, мое предательство забыто?

— Не всеми, можешь быть уверена. Но я рассматриваю это только как признак твоей хорошей натуры.

— Спасибо, Хелена.

— Ты собираешься перед уходом сделать у нас еще что-нибудь толковое?

— Не сегодня. Я пойду в пресс-клуб на встречу, посвященную памяти Андрея Зандера.

— Замечательно. Я должна доложить правительству обо всей этой неразберихе. Но вечером обязательно выпью бокал за юного Зандера, а также за тебя, Габриэлла.

Алона Касалес сидела на расстоянии и наблюдала панику с тайной усмешкой. Прежде всего она рассматривала адмирала Чарльза О’Коннора, ступавшего по полу так, будто он вовсе не руководитель самой могущественной разведывательной организации мира, а пристыженный школьник. С другой стороны, сегодня все начальники АНБ выглядели пристыженными и жалкими — все, кроме, разумеется, Эда.

Вообще-то, Эд тоже не казался радостным. Он размахивал руками, потный и желчный. Однако он вовсю козырял своим обычным авторитетом, и было заметно, что его побаивается даже О’Коннор. Собственно говоря, неудивительно. Эд вернулся из Стокгольма с поистине взрывным материалом, устроил страшный разнос и потребовал разборок и улучшений на всех уровнях, и руководитель АНБ, естественно, не был ему слишком благодарен. Вероятно, ему больше всего хотелось сразу отправить Эда в Сибирь.

Тем не менее О’Коннор ничего не мог поделать. Приблизившись к Эду, он весь съежился, а тот — довольно типично — даже не удосуживался поднять глаз. Нидхэм игнорировал руководителя АНБ так же, как обычно игнорировал всех бедолаг, на которых у него не было времени, и никто бы не взялся утверждать, что для О’Коннора ситуация улучшилась, когда разговор все-таки начался.

Эд, похоже, в основном фыркал, и хотя Алона не слышала ни слова, она довольно хорошо понимала, что говорилось, или, вернее, что не говорилось. У них с Эдом состоялось несколько долгих бесед, и она знала, что он категорически отказывается сообщать, откуда взял информацию, и вообще не намерен отступаться ни по одному пункту, — и она чувствовала, что ей это нравится.

Эд продолжал играть по-крупному, и Алона торжественно поклялась сражаться за добропорядочность в агентстве и оказывать Нидхэму любую доступную ей поддержку, если у него возникнут проблемы. Она также поклялась позвонить Габриэлле Гране и предпринять последнюю попытку пригласить ее в ресторан, если Габриэлла действительно едет сюда.

На самом деле Эд игнорировал руководителя АНБ не сознательно. Но он не прервал того, чем занимался, — не перестал поносить двух своих подручных, — только потому, что перед ним стоит адмирал, и только минуту спустя обернулся и произнес нечто довольно любезное — не из-за того, что хотел загладить или компенсировать пренебрежение, а поскольку действительно так считал.

— Ты хорошо справился с пресс-конференцией.

— Неужели? — ответил адмирал. — Но это был кошмар.

— Тогда радуйся тому, что я дал тебе время подготовиться.

— Радоваться! Ты в своем уме? Ты видел в Интернете газеты? Там опубликованы все существующие фотографии, где я снят вместе с Ингрэмом. Я чувствую себя по уши в грязи.

— Тогда в дальнейшем, черт подери, лучше следи за своими приближенными.