Нельсон Демилль - Лев (в сокращении)

— Это действительно печально.

— И смерти твоего друга и коллеги мистера Хайсама.

— Кроме того, ты убил его жену и дочь. Какой ты после этого мужчина?

— Не понимаю вопроса.

— Ты будешь гореть в аду.

— Нет, это ты будешь гореть в аду. А я буду вечно жить в раю.

Я не ответил. Молчание тянулось, на заднем плане я слышал шум уличного транспорта. Потом он сказал:

— Три года назад я обещал вернуться, и видишь, я сдержал обещание. Если я обещаю кого-то убить, то убиваю.

Я опять не ответил.

— В прошлый раз, когда я был здесь, ты имел что мне сказать. Что ж, я понимаю, ты скорбишь о потере жены, от этого люди становятся менее разговорчивыми. А также менее заносчивыми и агрессивными.

И снова я не ответил; молчание тянулось и тянулось.

Отдел анализа коммуникаций мои звонки не прослушивал, но мониторил мой номер и мог отследить все входящие. Словно поняв, о чем я думаю, он сказал:

— Я еду в машине, а этот телефон выброшу в окошко. У меня много телефонов, мистер Кори. Так вы меня не выследите.

— Значит, выслежу иначе. И убью. Обещаю.

— У тебя не хватит ума найти меня. И не хватит мужества убить меня. А вот я найду и убью тебя.

— Ты знаешь, где я живу, и знаешь, где я работаю. Если бы ты не был трусом, ты бы уже попробовал. Но ты убиваешь беззащитных женщин и своих соотечественников, которые тебе доверяют.

Он ничего не ответил; я подумал даже, что связь прервалась, но шум транспорта по-прежнему слышался на заднем плане.

Наконец он заговорил:

— Разве ты думал, что я трус, когда мы прыгали с самолета?

— Да ты чуть не обгадился от ужаса, когда я выпустил в тебя несколько пуль.

Этот выпад он оставил без ответа.

— Я сказал, что убью эту шлюху, и убил. А ты смотрел, как она умирает и кровь хлещет из перерезанного горла, как у ягненка.

Я глубоко вздохнул и сказал:

— Хватит. Нам надо встретиться…

— К сожалению, в этот раз мы не сможем встретиться. Однако обещаю, что я вернусь. И убью тебя.

— Нам надо встретиться и покончить с этим. Сейчас я выйду один…

— Перестань. Я не идиот. Когда мы встретимся, выбирать время и место буду я, и тогда уж я буду уверен, что ты один.

— Дурак, не упускай шанса убить меня сейчас.

— Сам дурак, мистер Кори, если ты думаешь, что я убью тебя сразу, как твою жену. Для тебя я придумал кое-что поинтереснее. Сначала я отрежу тебе гениталии и скормлю собакам. Потом я срежу твое лицо. Я сниму его с черепа, как делает «Талибан» в Афганистане. Вот что я с тобой сделаю, мистер Кори.

— Подожди-ка. Я хочу еще раз напомнить тебе, что твоя мать была шлюхой и трахалась с вашим великим лидером, который, как ты знаешь, убил твоего отца, чтобы удобнее было трахаться с твоей матерью.

Он тяжело дышал, и я решил, что он на меня немного обиделся.

— Мы еще встретимся. До свидания, мистер Кори, — сказал он наконец.

Телефон замолчал. Что ж, хорошо поговорили. Без экивоков.

Теперь я должен был бы позвонить Уолшу или Пареси, но я вместо этого набрал номер «Светланы», чтобы узнать, не закрыт ли клуб в связи со смертью владельца.

Мне ответил мужской голос с русским акцентом, а в трубке слышалась музыка и громкие голоса. Я попросил к телефону мистера Корсакова, и мужчина ответил, что сейчас он занят, но я могу оставить сообщение. Я сказал: «Попросите его перезвонить мистеру Кори. Это важно».

Я повесил трубку. Значит, Борис еще жив. Но Борис, подумал я, для него главный предатель, и только когда он умрет, придет черед Джона Кори. В конечном итоге Асад Халил никуда не денется, пока не сделает того, зачем он сюда приехал. Так что мне остается только ждать, когда он сделает следующий шаг.

В воскресенье утром мои стражи из Отдела спецопераций предложили, если я хочу, сопроводить меня в церковь, но я предпочел посмотреть кусочек мессы из Святого Патрика по телевизору, в халате. В полдень я поехал в Бельвью. Кейт была весела, как заключенные накануне освобождения из тюрьмы.

— Ты вещи уложил? — спросила она.

— Уложил, все готово, — ответил я. Нет, конечно.

Поскольку было воскресенье, в отделении было множество священников, которые предлагали святое причастие тем, кто нуждался в этом более всего: убийцам, насильникам, наркодилерам и другим уголовникам, пригодным для спасения, — всем, кроме политиков, у которых душа, которую можно было бы спасти, отсутствует.

Я остался на воскресный обед, который был положительно неплох, особенно кусочек фуа-гра. Мой визит завершился на высокой горьковато-сладкой ноте.