Томас Фейхи - Ночные видения

— Не нужно, чтобы меня снимали. Не нужно, чтобы ко мне клеились. В общем, ничего.

Он улыбается:

— Я вовсе не собираюсь вас снимать или клеить.

— Вот как? — Она саркастически усмехается. — Позвольте угадать. Вы — гей.

— Тепло. Почти угадали. Я священник. Отец Габриэль Морган. — Он протягивает руку. — Можете называть меня Гейб.

Кожа у него мягкая и гладкая. Она замечает висящий на цепочке серебряный крест и смущенно улыбается.

— Извините. Кэтрин Вебер.

Подошедший бармен ставит перед ними два похожих на воронки стакана, и отец Морган тянется за бумажником. Кэтрин качает головой и протягивает бармену кредитную карточку.

— Я заплачу.

— Но…

— Возражения не принимаются. — Она улыбается. — Я настаиваю.

Они чокаются, и льдинки в стаканах приятно звякают. Отец Морган выжимает в стакан дольку лайма и делает пробный глоток.

— А теперь, — говорит он, — расскажите мне о себе.

10 октября 2000 года 11.25

Кэтрин смотрит на отца Моргана — он сидит, откинувшись на спинку сиденья, со сложенными на груди руками, закрыв глаза. Она приглушает звук автомагнитолы и прислушивается. Ритм его дыхания совпадает с ритмом звучащей в динамиках музыки Баха.

Она все еще не может поверить, что едет с ним в Сан-Франциско. Однако после смерти Макса ее жизнь вообще утратила смысл. Сон приходит к ней не более чем на два-три часа, но и тогда приносит такие жуткие кошмары, что ей еще долго не хочется снова закрывать глаза. Ночные видения пугают своей жестокостью, ненавистью и страхом.

И это не просто видения, думает Кэтрин.

Андреа никогда не заговаривала о том, что тогда произошло, но Кэтрин знает — она напугана.

Они провели в походе весь день и вернулись в маленькую однокомнатную квартирку Андрей совершенно разбитые. Потом сидели на лиловом диванчике, попивая охлажденное белое вино, любуясь опускающимся за вершины гор солнцем. Расцветившие небо полосы — красные, оранжевые, желтые — делали его похожим на радугу. Кэтрин никогда не видела такого яркого солнца, как солнце над Боулдером — оно было почти белым.

Они говорили ни о чем и обо всем, как и весь проведенный вместе день: о погоде, родных, туфельках, работе, покрывалах. Вежливость мешала Андреа задать главный вопрос: зачем? «Зачем ты здесь? Чем объясняется этот неожиданный визит? Почему ты не расскажешь, что у тебя случилось?» Она болтала о пустяках и ожидала, когда подруга заговорит об этом сама.

Кэтрин никогда не рассказывала ей о Максе и не могла начать сейчас. У нее не было подходящих слов, чтобы рассказать о своей боли. Поэтому она слушала Андреа. Смех звучал легкомысленно и игриво. Предложения заканчивались не точкой, а союзом, и поэтому она все говорила и говорила, даже тогда, когда говорить было уже не о чем.

и… но… так вот…

Часа в два ночи зеленые глаза Андреа начали тускнеть, а улыбка казаться все менее естественной. В конце концов она предложила лечь спать.

Улеглись вдвоем на широкой двуспальной кровати.

Кэтрин закрыла глаза. Она ждала.

Теплые пальцы дотронулись до ее бедра. Случайно? Нет. Скользнули к животу, обошли повязку, опустились ниже. Горячие губы прижались к ее плечу. Зубы осторожно куснули кожу.

Кэтрин перекатилась на спину и ткнула кулаком в горло соседки. Потом усилила нажим, перенеся вес тела на агрессивно согнутую руку. И быстрым движением указательного пальца очертила круг на животе Андреа.

Приглушенный возглас:

— Хватит!

Андреа вертелась, царапалась и пищала. Ее колено врезалось Кэтрин в бок, и она едва удержалась, чтобы не закричать. Боль словно разбудила ее.

Кэтрин села и, не говоря ни слова, убрала руку с горла Андреа.

Подруга соскользнула с кровати, плача, бормоча извинения, собирая разбросанную у кровати одежду.

Остаток ночи Андреа провела на диване. Все следующее утро она молчала.

Кэтрин хотела поговорить. Понять, что произошло ночью. Андреа трогала ее так, словно желала заняться с ней любовью. Ей и в голову не приходило, что кто-то, Андреа или другие женщины, могут испытывать к ней такие чувства.

Разговора не получилось. Молчание будто разделило их. К тому же Кэтрин видела, что Андреа напугана.

Вот тогда-то она и поняла, что должна бежать. От семьи и друзей. Бежать, чтобы не возвращаться, пока не поймет, что заставило Макса броситься с моста под поезд и что сидит в ней самой и отравляет ее жизнь. Бежать, пока не почувствует себя в безопасности.