Эл Ригби - Завтра нас похоронят

Она никогда на него не сердилась. Даже за глупое имя, которое он разрешил ей дать. Аннет. Такое мягкое и воздушное. Она не сердилась и потом — когда он ушёл. Когда не появлялся на выходные или на день рожденья, хотя и обещал. Когда всё-таки появлялся и от него пахло сигаретами и немного — спиртным. Когда ругался с мамой.

Папа просто был — где-то там, в одном с ней городе, на одной планете, — и уже этого ей было достаточно, чтобы его любить.

Он совсем о ней не заботился. Наверно, она была для него такой же обязанностью, как ношение пистолета, а может, даже и чем-то менее нужным. Но он о ней не забывал. И ради возможности пройтись с ним рядом по улице, покататься на колесе обозрения в Пратере или хотя бы поговорить по телефону она готова была отдать все книги и игрушки.

А потом что-то случилось.

Чарльз Леонгард появился на пороге, к нему незаметной тенью шагнул министр Свайтенбах.

— Скоро? — спросил он.

— Ещё немного, — Леонгард приблизился к её койке.

Девочка быстро закрыла глаза, делая вид, что забылась. Неожиданно она услышала, как ученый произнёс:

— Скорее всего, не выживет. Слабая. Если она умрёт, министр, моё предложение…

— Мой порок сердца не требует такой срочной операции, герр Леонгард.

— И всё же подумайте.

Карвен сжала кулаки. Сердце. У неё могут вырезать сердце, чтобы пересадить этому старику! Она не открыла глаз, но почувствовала, как выступают слёзы. Кажется к Чарльзу Леонгарду приблизился своей шаркающей поступью министр и сказал:

— Герр Леонгард, если вы думаете, что я выпущу вас из страны в благодарность за то, что вы поставите мне новый мотор…

— Я не жду этого, министр.

— Славно. Идите готовьтесь. Я ещё побуду с ней.

Скрипнула сначала одна дверь, потом другая. Когда Карвен открыла глаза, Свайтенбах уже опять стоял у стеклянной перегородки и смотрел на жену:

— Не бойся, милая… тебе скоро полегчает. Ты выздоровеешь, я знаю.

Тонкие высушенные пальцы потянулись к нему — девочка отчётливо это увидела. Она чуть повернула голову, от жесткой койки затылок и шею сковала ноющая боль. Карвен опять провалилась в забытье. И опять вспомнила…

…Мама умирала. Она это видела. Видела, как она падает на пол и вцепляется пальцами в свое горло. Как слюна вперемешку с кровью течет изо рта. Аннет кричала и пыталась помочь ей встать, но мама только отталкивала её руки. А ещё она смотрела на неё — так, будто это дочь была причиной таких мук. Диких, немыслимых страданий, от которых тело женщины содрогалось.

— Ведьма! — хрипела Виктория Ланн. — Чёртова девчонка!

А потом внутри неё будто остановился механизм. Мама затихла на полу. Она была ещё тёплой. Аннет плакала. Ей никто ничего не объяснил, но она поняла сама, почувствовала… — если не убежит сейчас, то же может случиться с папой. Ведь может… и она побежала.

Она бежала по улицам и слышала, как в домах кричат люди. Кричат и умирают. Умирали и на улицах. Не все, только некоторые. Ей казалось, что ей просто снится плохой сон. Ничего больше. Просто сон.

— Ты не умрёшь, папа… — шептала она.

Она прибежала на дорожный вокзал и села в автобус — она помнила, что место, куда он идёт, на карте очень далеко от города. Далеко от папы, который давно её забыл и не любит. Она чувствовала: так нужно. Её не хотели пускать без родителей… но она просто дала деньги, и автобус поехал. Маленький и душный, почти совсем без людей. Зато те, кто ехал с Аннет, были живые. Не кричали. И чем дальше она уезжала, тем меньше боялась за папу. А за себя она не боялась вообще, ведь у неё были друзья. Настоящие привидения. Так — в совсем другом конце страны — умерла Аннет. И появилась Карвен. Это было красивое имя, которое она придумала сама. В конце концов… могла ведь она подарить себе хоть что-то красивое?

Она не знала, сколько прошло времени, когда голос Чарльза Леонгарда снова раздался над её ухом:

— Ещё чуть-чуть.

Но уйти он не успел. Грохот, стрельба и шаги нарушили тишину, к которой девочка уже почти привыкла. Кто-то рвался в лабораторию. Карвен открыла глаза и увидела, как вылетает дверь. Но понять, кто за ней находится, она не успела — сознание снова покинуло её.

Больше всего она боялась, что её оставят одну. Поэтому когда Рихард Ланн и Гертруда Шённ, обменявшись несколькими словами, пошли в коридор, Вэрди крепко схватилась за край мундира старого полицейского:

— Я с вами!

Он обернулся и посмотрел на неё — неожиданно без раздражения.