Владимир Тучков: И на погосте бывают гости

– Нет! Давай прямо сейчас закончим жизнь самоубийством, и дело с концом! Помрем прямо сейчас честными и благородными!

– Да что же ты так разорался-то. Остынь, – абсолютно спокойно сказал Танцор. – Замочим. Но вначале убедимся, что это именно тот, кто нам нужен.

– Каким же образом?

– Постараемся взять прямо на месте, тепленьким. Лучше, конечно, до того, как он своим скотством займется. Такие дела. И никто меня в этом не переубедит. И по-своему не сделает. Потому как я мочить буду. Или кто-то ещё хочет поиграть в киллера?

– Уж больно ты ловкий, – мрачно сказал Дед. – Это как же ты то место найти собираешься?

– А ты у нас на что? Выжрешь граммов семьсот и все нам расскажешь. Согласен?

Увы. С Дедом произошла грустная метаморфоза. Даже две. Одна душевного свойства. Вторая – физического. Точнее телесного. Наиболее неприятной была, конечно, первая.

Дед отвез американскую вдовушку, изрядно захмелевшую в клубе «Шестнадцать тонн», в «Националь», где она снимала апартаменты. И, казалось бы, обо всем с ней договорился. И о том, что они крепко полюбили друг друга с первого взгляда. Вернее, с первой же выпитой рюмки. И о том, что через три дня они отправляются на её белоснежной яхте «Жемчужина Ричмонда», пришвартовавшейся в Северном речном порту, в кругосветное путешествие. И что они будут страстно любить друг друга под жарким экваториальным солнцем, слушая плеск нежной волны. А курчавый бой с серьгой в носу будет беспрестанно приносить им ароматные фрукты, колу-лайт и свежие контрацептивы.

А затем, с нежностью глядя друг другу в глаза, договорились, что, пресытившись экзотическими странами, в которых президент США поддерживает порядок и демократию, чтобы американские туристы чувствовали себя в них как у себя дома, они приедут в Виргинию, в город Ричмонд, и будут жить на прекрасной вилле долго и счастливо. Естественно, оформив соответствующим образом справедливый брачный контракт, согласно которому Деду в случае развода полагался билет до Москвы и пятьдесят долларов на такси.

Однако никакого развода быть не могло. Потому что они искренне и страстно любили друг друга. Любовь эта была залогом долгой и счастливой жизни. Дед, найдя на склоне дней тихую пристань, покуривал бы прекрасные виргинские сигары, совершал верховые прогулки по живописным окрестностям Ричмонда, спорил в клубе миллионеров о политике, о ставках рефинансирования и о видах на урожай табака. И, несомненно, учредил бы ежегодный всемирный фестиваль битников.

Вдовица же, которая к тому счастливому моменту носила бы уже фамилию Ivanoff, разводила бы канареек, занималась благотворительностью и, может быть, стала Почетной попечительницей гуманитарного фонда имени Гинсберга, председателем которого был бы, конечно, Дед.

Все это вихрем пронеслось в его голове, когда они прощались у дверей «Националя».

Он нежно сказал ей: «Моя принцесса!» Она: «Мой принц!» Обменялись телефонами. Страстно поцеловались. И расстались до завтра, чтобы всю ночь не спать, мучаясь от невозможности видеть дорогого человека.

Утром, слегка опохмелившись, Дед схватил телефонную трубку и, обмирая сердцем, набрал заветный номер. И долго слушал скучные, как осень за окном, длинные гудки.

Наконец-то заспанный женский голос устало произнес в трубку:

– Хелло.

Дед радостно воскликнул:

– Моя принцесса!

Принцесса долго молчала, видимо, припоминая вчерашнее. Вспомнив, дико расхохоталась. Отдышавшись,, сказала цинично:

– У вас, что ли, все в Москве такие идиоты? И бросила трубку.

Дед был оскорблен. Сильно оскорблен. До глубины души. Поэтому немедленно напился так, как никогда ещё не напивался. Но, скорее всего, просто забыл, что никогда так не напивался.

Однако здоровье уже было не то, как во времена, когда он напивался ещё больше. Поэтому на следующее утро у Деда нестерпимо болела печень.

«Ничего, – решил он, как тогда, когда он мог напиться раза в три сильнее, – к завтрашнему дню окле-маюсь».

Однако и на следующий день печень болела.

Болела она и сегодня, когда все собрались у Танцора.

– Да, Дед, – озабоченно сказал Танцор, выслушав исповедь, – не пора ли тебе, так сказать, ексель-мок-сель, покончить с этой любовной лирикой? Кстати, а на каком языке вы с принцессой гуторили? Насколько мне известно, ты ведь только компьютерной феней неплохо владеешь.

– По-русски и говорили. Все удивленно переглянулись.