Владимир Тучков: И на погосте бывают гости

Наступила мертвая тишина.

И вдруг далеко, в деревне, завыла собака. Тут же к ней присоединилась вторая, третья… И вскоре все слилось в один сплошной вой.

Налетел резкий порыв ветра. Над костром взвился. сноп искр.

Стрелка, оробев, прижалась к Танцору. Он обнял её за плечо и почувствовал ладонью легкую дрожь.

Остро ощущалось, как что-то вокруг нагнетается. Что-то смутное, непонятное, недоступное взгляду, как шахта позвоночника.

Над головой резко сверкнуло…

И Танцор увидел, как крест плавно пошел от изголовья могилы туда, где были ноги, поворачиваясь при этом вокруг вертикальной оси по часовой стрелке. На долю секунды замер в противоестественном состоянии. А потом пошел назад.

Вдруг почувствовал, что Стрелка уже не справа от него, а слева!

Крест вернулся лишь для того, чтобы с ещё большей скоростью отправиться к ногам Гуськова. И совсем скоро это превратилось в бег. Потом в мелькание.

Что происходило со всем остальным пространством, было неясно. Потому что яркое пятно могилы окружал непроницаемый мрак. Вероятно, то же самое, поскольку собачий вой доносился то слева, то справа.

Но могила, и все, что попадало в свет фар – друзья Танцора, соседние оградки, кусты и небольшие деревца, джип и «БМВ» – все это с возрастающей скоростью сновало бешеным челноком. И вскоре стало похоже на кляксу гуаши, которую капнули на чистый лист бумаги, а потом этот листок согнули пополам, прогладили ладонью и опять развернули.

Вскоре стало тяжело. Физически тяжело – дышать стало трудно, сердце бешено молотилось, причем то слева, то справа. Танцор заметил, что несчастного Деда рвет, когда тот проносился мимо…

«Невыносимо», – хотел простонать Танцор. Но рядом была Стрелка, которой стало бы ещё хуже…

Движение замедлилось…

И совсем скоро все остановилось.

И вдруг могила разверзлась. Отчего в воздухе разлилось серное зловоние.

И из могилы появился Маньяк. Но не успел он сделать и трех шагов, как растворился в воздухе.

Тут же появился ещё один Маньяк. Но и этот оказался очень недолговечным. Потом ещё один Маньяк… И еще… И еще…

Когда двадцать шестой Маньяк бесследно растворился в воздухе, из могилы, опершись руками на её край и кряхтя, начала вылезать Изольда.

– Помоги, – сказал Танцор Следопыту.

Вслед за первой Изольдой вылезла вторая. А потом и третья. И все они начали с недоумением рассматривать друг друга.

«Куда же их теперь всех селить-то?» – подумал Танцор, пожалев, что не сообразил набить Маньяку морду перед растворением.

Затем из могилы вылезли живые и невредимые:

– бизнесменша Ирина Суржикова;

– журналистка Лидия Старикова;

– следователи Жуков и Самарин;

– маркетолог Людмила Янкилевская;

– преподавательница Лидия Акулова;

– крупье Елена Афанасьева;

– телефонистка Галина Загорулько;

– безработная Татьяна Лиховцева;

– юрисконсульт Альбина Строева.

– Ну, вроде все, – сказал, тяжело дыша, подошедший Следопыт.

– Считал? – спросил Танцор.

– Считал. Слушай, надо бы Суржикову как самую богатую за пивом послать.

– Где оно в два-то часа ночи? Иди, у меня в багажнике есть.

Но тут из могилы вылезли ещё восемнадцать человек мужского и женского пола. Все одетые сугубо по-домашнему, в халатах, пижамах, а то и просто в трусах до колен, в тапочках на босу ногу.

– Кто такие? – строго спросил Следопыт.

– Да мы из «Танцора-2». Летом нас автор всех грохнул, когда подъезд взорвался от утечки газа, – отозвался огромный детина, густо покрытый татуировками на криминальные сюжеты. – А потом, козел, про нас напрочь позабыл. Всех замоченных из канализационного люка выпустил. А мы так и торчали незнамо где и непо нятно зачем, как бобики, блин!

И вдруг высоко в небе послышался какой-то очень далекий свист. Который стремительно приближался и усиливался. Дед как самый опытный, переживший в детстве войну, упал на землю и закрыл затылок ладонями.

Но это была голова. Голова Гуськова, возвращавшаяся к своему хозяину.

А потом из могилы раздались какие-то странные механические звуки, и появился отец фрейдизма Зигмунд Фрейд. Но не канонический старец, способный внушать окружающим лишь стерильное почтение, а изрядно пьяный и чрезвычайно довольный собой молодой человек, почти студент. На груди у Фрейда на кожаном ремне висела обшарпанная шарманка, он весело крутил ручку и на мотив «Амурских волн» орал на чистейшем русском языке всего лишь два слова. И эти слова были: «ПОЛНЫЙ АБЗАЦ!»