Юрий Черняков - Чудо в перьях

— Которая еще не прошла испытания, — перебил я. — Я все понимаю, Софья Сергеевна, и не мне читать вам мораль. И все же. Есть девушки, для которых это не столько заработок, сколько призвание. Им лучше быть здесь, чем ломать чьи-то судьбы и разбивать семьи. Но с такими, как Лена Цаплина… чья бы она ни была дочь или племянница… А кровать в самом деле — что надо!

Я немного попрыгал по ней, но тут же почувствовал боль в голове. Здорово он меня приложил, этот драгун.

— Вам нехорошо? — Она передвинулась поближе. Ее бюст буквально рвался из всех корсетов и каркасов, так что послышалось потрескивание лопнувших ниток. Или показалось?

Я прикрыл глаза. В голове шумело. Она поняла это по-своему, подошла к двери, выглянула в коридор, заперла изнутри, стала раздеваться.

Я по-прежнему лежал с закрытыми глазами, слушая, как вжикают молнии, освобождая истомленную плоть. Потом на меня дохнуло чем-то вроде нервно-паралитического газа — смесью пота, духов и рисовой пудры…

Уж такая у меня неприкаянная жизнь… К тому же я вспомнил, на кого так похожа Софья Сергеевна. Конечно, на Любу, стюардессу.

Когда я служил в армии, мне дали отпуск домой и отпустили прямо с войсковых учений, проводимых в Сибири. Так захотел Радимов, уже тогда мне покровительствующий. Я летел домой в гигантском Ту-114, и, когда подлетали к Челябинску, в пассажирском салоне все почувствовали запах горелой пластмассы. Кажется, я запаниковал меньше других. Я смотрел на красивую, статную стюардессу, которую все звали Любой. Тогда я боялся женщин и, чем больше они нравились, тем больше боялся.

Она туманно улыбалась, проходя мимо меня между рядами, и даже пару раз коснулась моего плеча своим крутым бедром. Она была старше лет на десять, если не больше. Но тогда это не имело ни малейшего значения. Значение имела только ее дразнящая, поощряющая улыбка.

Горим или уже падаем — мне было все равно. Только бы смотрела на меня и только мне улыбалась. И когда Люба точно так же улыбалась другим, а некоторые мужики старались, будто ненароком, коснуться ее бедра, когда она проносилась мимо с подносом, сердце болезненно сжималось.

Наконец сообщили, что самолет садится на вынужденную посадку в Челябинске.

Все стали пристегивать ремни. А я напоказ, чтобы продемонстрировать свою храбрость, встал и потянулся, сделав пару резких движений.

Мол, вот я какой. Она это оценила, только качнула головой.

— Для тебя, солдатик, парашюта не будет, — сказала она, безусловно, разобравшись в моих лычках и значках. — Но раз ты такой храбрый, пойдем, поможешь мне.

Я зашел вслед за ней в тесную, загороженную лишь ширмами каморку в центре салона, откуда они разносили напитки. Там я был возле нее вплотную, совсем рядом, глаза в глаза.

— Не боишься? — спросила она, по-прежнему улыбаясь. И от нее шел такой же, если не более сильный, запах, как только что от Софьи Сергеевны.

— А чего? — хрипло спросил я, боясь ее коснуться, хотя больше всего на свете желал именно этого.

Она усмехалась, играя глазами, морщинки возле глаз были в полумраке менее заметны, и лицо казалось совсем юным. Но это я сейчас так вспоминаю, а тогда, повторяю, это не имело для меня ни малейшего значения. Очень тянуло к ней. А морщинки — так тем более, с той же силой привлекали, с какой сейчас отталкивали, когда Софья Сергеевна пыталась мне улыбаться.

— Люба! — окликнули ее из салона, когда она положила мне на плечо руку. Она была немного ниже, и ее грудь упиралась мне под самое сердце. Такая вот любовь в падающем самолете.

— На, неси! — шепнула она мне, дав зачем-то пустой поднос, потом, спохватившись, поставила на него закупоренные бутылки.

И я вышел в салон, красный как рак, с глупой и счастливой рожей, посмотрел на прощающихся с этой жизнью и уже падающих в собственном воображении моих попутчиков, поскольку машина пошла на снижение, делая круги, и как пьяный пошел между кресел, предлагая неоткупоренные бутылки, которые только чудом не сваливались с подноса. Люди оцепенели от ужаса, им сделалось дурно от страха и запахов гари, заполнявших салон, а я шагал между ними, бессмысленно улыбаясь, чувствуя в душе музыку высших сфер, куда я тоже устремился, но по другому, чем присутствующие, поводу.

Из кабины летчика показались два человека в форме с огнетушителями в руках, они быстро побежали мимо меня в хвост самолета, оттолкнув так, что бутылки упали в проход и стали кататься с глухим рокотом под ногами.