Юрий Черняков - Чудо в перьях

Я искоса посмотрел на затаившего дыхание Толю Ощепкова. Того гляди, передумает делать операцию. Ведь такие перспективы открываются!

Это тебе не провалы в физподготовке молодежи! И еще на меня умоляюще смотрит: пойду ли в свидетели грехопадения руководителя? Такой возможности больше не будет! Нет уж, пусть лучше идет в проститутки, а не в государственные деятели! Хоть какая-то польза. И опять же неизвестно, кого пришлют на смену Игорю Николаевичу. Каждая новая жена хуже предыдущей. Чего уж говорить о руководстве.

И я исподтишка показал ему кулак.

— Ну а раз позволяет, значит, и мы можем себе позволить! — вдруг сказал Игорь Николаевич. — Сбегай, Толя, как в прошлый раз. Ты знаешь куда.

— Да мы только что оттуда, — захныкал Толик. — Что ж не сказали?

— Сам мог догадаться! — сказал я.

«Съездить к Пичугину?» — раздумывал я, пока ехали к мэрии. (Еще пара камней, ком грязи в ветровое стекло — разве это народное неудовольствие? Привыкаем потихоньку.)

Нет, к Пичугину рано. Хотя вопросов все больше, ответов все меньше. До критической разности, стало быть, не дошло. Интересно, у него, святоши, одно совпадает с другим? Впрочем, всезнаек нигде не любят.

Ладно, разберемся. Сперва найдем эту мордашку, поспешившую отвернуться. Что-то у нас с ней было.

Зачем я еду с Бодровым? Опять будет выпытывать: а как бы поступил хозяин. Не понимает человек, что один и тот же поступок, произведенный разными людьми, может иметь разные последствия. Классический пример: Кутузов и Барклай де Толли.

Там первый перенял тактику второго, и ему вся слава, все заслуги. А потому что фамилия не та. Не подходящая для народного любимца. Хозяин тут прав. Как и в том, что с его фамилией выше Края лучше не прыгать…

Дома не заметили, как я приехал. Дед с бабкой были заняты внуком: доносился плеск и сюсюканье из ванной. Мария говорила по телефону, только сегодня вновь заработавшему. Лишь прикрыла трубку ладонью, чуть повернув голову:

— В холодильнике, сам увидишь.

Я вышел на кухню, стал разбираться в холодильниках, из них было три подаренных нашему пацану. К нашему старому невозможно было подобраться — так все было завалено игрушками, плюнул и, чтобы не пришлось снова лезть через узлы и свертки, выпрыгнул в окно.

Сел в машину, дал по газам. Но только выехал из сада, вдруг вспомнил, кого видел в ЭПД. Да это же племянница Цаплина! Вторая призерка! Присвистнув, я повернул в сторону города. Помчал так, что встречные машины только шарахались, прижимаясь к бровке.

В ЭПД я вбежал, растолкав очередь. Какие-то горячие брюнеты, поклявшиеся не бриться, пока не попадут в вожделенный рай, бросились меня догонять, крича по-своему что-то очень грозное. Наверно, собирались резать.

Пришлось обернуться и сказать, что имею право. Как инвалид, участник первой Отечественной, служивший в первой армии Барклая де Толли. Не зря сегодня вспомнил. Не хотелось терять время на разборки. Ни о чем таком они, разумеется, не знали, а пока обсуждали между собой, я выскочил из их окружения, как Наполеон под Березиной, и рванулся к дежурной по этажу. Она полистала журнал. Да, только сегодня поступила, проверилась, сдала анализы с хорошими результатами… «Вы, Павел Сергеевич, хотели бы вне очереди?»

— Где? — спросил я. — В каком номере?

— Но у нее клиент, — сказала она, глядя в свои бумаги.

— Номер? — заорал я.

И сам вырвал у нее ключ, как только она наконец нашла в своем журнале.

Я ворвался в ее номер едва не в самый последний момент. Там в это время был — конечно же! — сержант Нечипорук, уже в одних трусах.

Лена вскрикнула и прикрыла себя одеялом. Я смотрел на них, больше на него, думая, что вот сейчас чокнусь.

Нечипорук пришел в себя первым и схватил по привычке стеклянный кувшин, в котором стояли цветы.

«С ума можно сойти с этим конным сердцеедом. Я понимаю, что мир тесен, но не настолько же!» — успел подумать я, прежде чем потерял сознание — не столько от удара, сколько от изумления.

Очнулся от того, что полуодетая племянница смертельного врага Радимова поливала меня из полуразбитого кувшина своей тонкой детской рукой. Наверно, так она поливает в классе цветы, когда дежурит… Я тряхнул головой. Сержант стоял, как его учили, в боевой стойке. Плохо учили. К тому же мог бы одеться. Все равно придется уходить.

— Да не так! — сказал я, поднимаясь. — Корпус чуть вправо и рука повыше. — Я подошел, поправил. — Кто у вас преподает чечетку?

И тут же получил мощный удар под дых. «Это тебе за все», — подумал я, угасая сознанием, но перебирая ногами, чтобы не упасть. Даже ударить не могу пацана. А надо. Ему кажется, что такая развалина, как я, уже готов.