Юрий Черняков - Чудо в перьях

Завидев комиссию из мэрии, подбирающую гибнущие тропические плоды, пробудившийся сторож жахнул из берданки каменной солью по четырнадцать копеек за килограмм. И попал. В бежевый костюм, привезенный Бодровым из Англии. На допросе отвечал только одно: его никто не засылал, никто не заплатил, а как в оранжерею полезли — жахнул. Из обоих стволов. Согласно инструкции.

— Я же говорил вам, Игорь Николаевич! — сказал я раздраженно. — Не с того вы начинаете.

— С ЭПД, я помню, — покорно согласился он. — Но, быть может, Павел Сергеевич, вы сможете меня сопровождать? Вы человек популярный, при вас не будут покушаться? Как вы думаете?

— Пока не знаю, смогу ли… — потянулся я к настольному календарю.

— Ну пожалуйста! — попросил он. — Я вас очень прошу. А хотите, я зачислю вас в штат моих советников? У меня их на сегодня двадцать четыре. Вы будете их руководителем.

— Я подумаю… — сказал я, изнемогая, — и скажу вам завтра.

Когда он вышел наконец, я подошел к окну. Он бежал к машине под дождем, как под огнем, виляя из стороны в сторону. Телохранители тоже бежали короткими перебежками, наводя стволы на верхние этажи зданий. И все-таки что-то грохнуло. Он упал, как учили, на землю грамотно, закрыв голову руками. Наиболее тяжеловесный из телохранителей накрыл его своим корпусом. Рядом с ними упал и разбился цветочный горшок.

Руководитель Края откатился в сторону, потом в другую. И на это место упала и разбилась трехлитровая банка с вареньем, обдав присутствующих, включая зевак. Следующим снарядом была бутылка с чернилами, попавшая в крышу бронированной машины. Раздались аплодисменты и восторженные крики. Вслед удиравшим полетели помидоры и гнилые яблоки.

Зрелище, конечно, редкостное, так скоро на концерты приходить никто не будет. Но ведь введет чрезвычайное положение, объявит комендантский час… С него станет. И будет дальше проводить свои реформы, выдавая их за радимовские. Сам Радимов смутно понимал, чего ему хочется. Реформ или зрелищ. Или — реформы через зрелища и развлечения? Вон как подтянулся народ, когда все свободное время стали отдавать бальным танцам, не говоря уже о чечетке.

А что теперь? У населения появился новый, более азартный и опасный вид спорта — кто удачнее вмажет вождю. Забыли про чечетку, про футбол и прочие игры на свежем воздухе. Даже упала посещаемость ЭПД. Но ведь когда-нибудь и это надоест, захочется чего-нибудь более остренького…

Нет, к черту! Музыки, только музыки, свежей, животворящей, восстанавливающей психику. Иначе крыша вот-вот сдвинется с места, стремительно набирая скорость. А потому время от времени ее следует ставить на место. Я быстро вошел в танцкласс, открыл фортепиано, ударил по клавишам. Великое дело — великое искусство! Надо погрузиться, побыстрее и без остатка, в поток хрустальных переливов, чистых и печальных, забыв обо всем, вернуться в себя, очистившись от низости и мерзости собственного рабства и пошлости… Вот когда перестаешь жалеть себя и начинаешь до слез жалеть таких, как Игорь Николаевич, который всю жизнь был вожаком молодежных организаций и движений… Разве он не лишен этого счастья? Счастья освобождения от наваждения… (Надо бы записать и послать хозяину. Он такие вещи обожает и коллекционирует…) Освобождения от рабства и зависимости. Нужен ли мне теперь он с его прибамбасами? Да ни капельки! Кто там его укладывает баиньки, делает массаж, моет в ванной, ставит горчичники, мне без разницы. Но ведь именно он настоял, чтобы я занялся музыкой, буквально принуждал, затолкал в филармонию, веря в меня, веря, что я смогу освободиться от него. Перестану быть холуем, которым, нет сомнения, конечно же, был, это стало ясно лишь теперь! Значит, не прав был он, полагая, что человека невозможно изменить? А прав был Цаплин, что рабом я все-таки был! Пусть я осознал это лишь теперь, когда освободился, сравнивая теперешнее состояние с прошедшим, но это означает лишь, что Радимов ему проиграл…

Из этих размышлений меня вывел телефонный звонок, донесшийся из кабинета. Звонила Наталья.

— Где там этот? — небрежно спросила она истомленным голосом. — Его Москва вызывает. Говорят, был у тебя на концерте. Вот горе-то!

— Что, достал? — спросил я.

— Не то слово, — шумно вздохнула она. — Ты же знаешь меня. Сколько лет работаю на этой службе. И выработались определенные привычки. Сексом могу заниматься только в служебное время, на рабочем месте и со своим непосредственным начальником. Поэтому, милый, у нас с тобой ничего не получалось. И не получится, пока не возьмешь к себе хотя бы машинисткой. Ну Радимов ладно, туда-сюда. Компенсировал личным обаянием. Этот пришел — ну, думаю, мой! То, что надо. А он испугался меня, сразу в кабинете закрылся… Может, голубой? Тебе не показалось? Запрется у себя со своими гавриками, я им кофе ношу, бутерброды, и хоть бы один похлопал или ущипнул! Я ж не выдержу скоро! У меня нервы не железные. Домой идешь, мужики сразу: девушка, девушка, в ресторан зовут, цветы дарят, а у меня, веришь, уже сил никаких после такой нервотрепки…