Юрий Черняков - Чудо в перьях

— Мы задержим вас ненадолго, — сказал, по-видимому, старший. — Андрей Андреевич в курсе. Пусть ваши артисты отдыхают и приводят себя в порядок. Вечером ваш концерт. Нельзя ли по такому случаю пригласительный билет?

Они вежливо подтолкнули меня к черной машине. В дороге я старался припомнить свои грехи и допущенные огрехи. Конечно, лезу везде, куда не просят. Но если нельзя не лезть? Если сам Бодров постоянно просит о помощи?

Наконец подвезли к знаменитому зданию, стоящему за спиной памятника основателю спецслужб, провели в небольшой кабинет, где ждали благовоспитанные товарищи в хорошо отглаженных костюмах.

— Мы хотим от вас узнать, каким образом к вам, Павел Сергеевич, поступает информация о предстоящих подземных испытаниях ядерного оружия? — спросили меня после соблюдения принятых здесь формальностей.

— Мне придется ответить вопросом на вопрос, — сказал я. — Первое, откуда у вас клеветническая информация, что я располагаю секретной информацией? Второе. Знает ли о моем задержании Радимов Андрей Андреевич, пригласивший меня сюда со всем моим творческим коллективом?

— Знает. Вам об этом уже сообщили. Мы вас пока не задерживаем, просто хотим узнать источник утечки информации, составляющей высшую государственную тайну.

И тут я увидел на их столе цаплинскую газету. Она была положена как бы невзначай, наискосок от меня, но так, что я мог прочесть заголовок. Они проследили за моим взглядом. Усмехнулись. Придвинули газету поближе. Там, на снимках, была запечатлена наша мэрия в трех состояниях: до первого землетрясения, после первого толчка, после второго.

— Можете не читать, — сказали мне. — Наверно, сами догадываетесь. Когда впервые прозвучала эта версия о предумышленном совмещении по времени испытаний с заседанием правительства по известному вам вопросу, мы подумали, вернее, для себя решили, что это не более чем журналистская натяжка…

В их голосах, а вступали они в разговор по очереди, как бы продолжая друг друга (что-то вроде перекрестного допроса), звучало сочувствие, плавно переходящее в сожаление. Мол, мы все понимаем, но вот не знаем, чем вам помочь в сложившейся ситуации. Так, по крайней мере, прочитывались, не без труда, их мысли, к этому мягко и ненавязчиво меня подталкивали. «Кто за ним стоит? — мелькало в их мыслях. — Неужели сам Радимов? А кто еще? Конечно, Радимов… Уже известный всем своими популистскими акциями. А ныне, чтобы как-то подправить свой пошатнувшийся, как здание мэрии, авторитет, прибег к этой дешевой акции, используя тектонические особенности грунта, на котором стоит это чудом восстановившееся сооружение прошлого века. Для этого использовал своего прежнего водителя и телохранителя, специально — тут нельзя не согласиться с Романом Романовичем — оставленного в Крае, чтобы поддерживать подобными чудесами свое реноме, или, как он сам любит выражаться, харизму». Все это я прочитал в их головах без особого напряжения. И понял, почему хозяин дал согласие на мою с ними встречу.

Чтобы я сам все узнал с самого начала. И чтобы не подумали, будто мы сговорились… Неужели его положение так шатко?

(Это я только рассказываю так долго. На самом деле это мелькнуло и пропало в сотую долю секунды.)

— …Но когда то же самое случается второй раз? Согласитесь, что дважды подряд подобных совпадений не случается. И невольно приходится прислушиваться к мнению господина Цаплина, как бы он нам ни был неприятен и как бы ни был обаятелен и убедителен сам Андрей Андреевич… И уж если совсем начистоту, Павел Сергеевич… Вам не кажется, что ваш шеф может стать жертвой собственных демократических преобразований, на которых сам всегда настаивал? Но это, как говорится, без протокола. Итак, мы вас слушаем.

— Но я не знаю, что сказать, — пожал я плечами. И закурил с их согласия. — Что-то уже говорилось, я помню, об этих испытаниях… Но они проводились и раньше! Ничего же не случалось.

— Это так, но опять же, знаете ли, совпадение… С приходом к управлению страной Андрея Андреевича возникли всевозможные новые веяния и настроения в обществе, в частности связанные с экологией. И в связи с этим было перенесено место испытания в другое, якобы более благоприятное, с другой розой ветров… Вам это ничего не говорит?

— А что мне это должно сказать? — Я нагло стряхнул пепел в стакан, будто бы не найдя пепельницы. — Вы рассказываете очень интересные вещи, просто заслушаешься. Но это не имеет ко мне никакого отношения. Вы-то сами верите тому, что говорите?