Антон Кулаков: Нечего прощать[СИ]

Все было кончено. Наталья Борисовна испустила дух — между ног побежала моча, а в воздухе быстро растворилось смертельное зловоние. Все–таки ее хватило надолго — ожидалось, что болевой шок угробит ее еще при первой дозе олова.

Ведро упало на пол, перчатка была снята и ловкими движениями обрезаны все сдерживавшие ее бечевки и скотч. Тело сползло на пол и глухо ударилось о бетонный пол. Ставшая оловянной куклой, заполненной металлом по самые уши, женщина напоминала грузный тюк, который сейчас обычными движениями какой–нибудь узбек быстро закинет на третью полку плацкарта и увезет, чтобы продать по частям. На голову телу был натянут огромный черный мусорный пакет, снизу такая же процедура была повторена. Потом руки обмотали все тело скотчем, завершив и эту процедуру приделали к конструкции ручки из скотча (по образу и подобию компьютерных), тело было затянуто в багажник автомобиля. Свет в помещении погас, машина выехала, оставив за собой небольшое облачко пыли. Комната сразу опустела, лишь брошенное кресло так и осталось посреди нее немым свидетелем только что совершенного жестокого убийства. Одинокая Луна светила на него через сетчатые двери этого странного ангара. Свет преломлялся на стальные окна и разбегался тонкими струйками в разные стороны.

Железный монстр на колесах несся по объездному шоссе Озерска вокруг озера Сапшо к шестой очереди Озерской ГЭС, расположенной в самой глухой части лесного массива. Электростанцию строили уже лет десять и все никак не решались закончить. Возле заброшенной стройки остановилась машина. Из багажника осторожно извлекли тело в мешках и за ручки потащили к обрыву, за которым начиналась плотина. Тело оловянной куклы горизонтально легло на парапет, скользнуло по влажному камню и упало вниз. Через мгновение звук удара о воду и всплеск возвестил о том, что Наталья Борисовна нашла свой последний приют. Ну или хотя бы на то время пока ее тело не найдут представители властей и не придут в священный ужас от того, что в наше время кто–то еще помнит об этой средневековой казни кипящим оловом.

В общем, все кончилось хорошо.

Над Озерском восходит долгожданное солнце. Большой город просыпается и собирается на работу, учебу и прочие подвиги. Фешенебельный поселок к югу от городской крепостной стены, растянувшийся вдоль улицы Северодвинской, всегда просыпался вместе с городом. Потому что если у тебя есть деньги на дом здесь — значит, определенно, ты даешь работу не одному десятку трудяг в этом огромном мегаполисе.

Озерск за эти годы разросся неравномерно — был застроен скрытый Крепостной стеной центр и все северные окраины, окружавшие центр. Потом к этому добавились юго–восточные районы, которые, в основном работали на гидроэлектростанцию. А богатые кварталы Северодвинского оказались намного ближе к городскому центру, чем спальные районы. Но это был удивительно чистый район, поскольку вся индустрия отнесена далеко на восток города. В результате центр если и страдал, то только от машин и их выхлопных газов.

На участке под номером 102 на Северодвинской улице располагался ультрасовременный особняк семейства Гордеевых. В нем не было никаких признаков старомодного китча, которым кстати, в Северодвинском очень часто перебарщивали. Стройная геометрия дома, его плоского первого этажа нарушалась круговой спиралью второго этажа, которая поднималась ступеньками до уровня третьего этажа. Таким образом все комнаты располагались по кругу, одна выше другой на пол–метра и поднимались лесенкой. Достичь самой верхней комнаты можно было по коридору, тоже шедшему лесенкой, или через две черные лестницы и одну центральную — от самой верхней комнаты она винтом спускалась прямо в гостиную. Задний фасад дома спускался по склону на этаж вниз — так что гостиная вмещала в себя сразу два этажа. Сбоку к ней примыкали уютная столовая с кухней, небольшие хозяйственные помещения, а также длинная оранжерея.

Гостиную украшали внушительных размеров монстеры с дырявыми листьями, поднимавшиеся до потолка, несколько низкорослых бугенвиллий. В центре этой композиции можно было любоваться высоченным бананом, который поднимался до стеклянного колпака в каркасе, накрывавшего гостиную.

Анастасия Гордеева, как и полагается по фамилии, гордилась своим домом, хоть он и принадлежал ей только на одну треть. Однако эта неприятность ее всегда заботила минимально — поскольку знала — по завещанию матери, части этого дома не могли быть проданы.