Антон Кулаков: Нечего прощать[СИ]

Руки жертвы были накрепко привязаны к подлокотникам ультрасовременного стоматологического кресла тугой и крепкой бечевкой коричневого цвета. Ноги жертвы были обмотаны скотчем, и тоже прикручены к раскинутому креслу. То же было сделано и с ее тучной шеей, на которой болтался, спускаясь в то, что когда–то было пышными и красивыми грудями, пошлый семисвечник из неведомого металла. Женщине было на вид около шестидесяти лет, немного полноватая, с седыми вьющимися волосами, пухлыми щеками и уже тремя подбородками. Плотные губы давно потеряли блеск, толстые и некрасивые груди были сжаты безвкусным бюстгальтером и дешевой кофточкой, которую давно стоило выбросить на половые тряпки или отдать в качестве гуманитарной помощи голодающим пенсионерам Латвии. Колготки на ногах были истерты, в некоторых местах виднелись ссадины, полученные, когда ее тащили по асфальту к машине. На голове зияло пятно с запекшейся кровью, тетя кричала, ее пришлось немного оглушить, чтобы не будила маленьких детей и не мешала бабушкам смотреть очередную серию бесконечной «Кармелиты».

Наталья Борисовна попыталась повести рукой — ничего не вышло — все страхующие ее движения веревки и скотч были прикручены намертво. В открытом ее рту между зубами стискивался плоский кусок металла — это мешало кричать и достойно заменяло кляп. В центре металлического параллелепипеда — отверстие, через которое прямо в легкие уходил небольшой шланг зонда.

Женщина посмотрела на подошедшую к ней тень и узнала этого человека. В глазах сузились зрачки, появился страх и неподотчетная злость. А отчасти и жесткое непонимание происходящего — ей не давалась странная загадка о том, почему именно этот человек? Почему сейчас, когда она так счастлива все это настигает. В ее жизни, после ухода на пенсию наступил период истинной идиллии, которая состояла в ведении дома, ухода за внуками, только разрешились все проблемы. И вот теперь — она в плену неизвестного.

А между тем, ее незавидное положение в очередной раз изменилось. Рука в грубой резиновой перчатке выдернула наконечник зонда из металлического параллелепипеда, блеснул металл — на наконечник был натянут носик широкой чугунной воронки кустарного производства. После этого перчатки исчезли. Раздался странный звук, как будто из одной тары в другую переливали что–то жидкое. Но не воду, звук был тягучий и немного тяжелый. Неприятный и гнетущий.

Наталья Борисовна задрожала всем тучным телом, когда увидела, что к ее креслу везут на тележке ведро, в котором томилась странная полужидкая масса, от нее исходил дым — температура странного состава явно была очень высокой. Ото осознания этого факта становилось еще страшнее.

— Знаешь, что я с тобой сделаю? — раздалось в помещении. Интонация была очень доброй и в то же время несколько опасной.

Наталья Борисовна напряглась и попыталась хотя бы глазами попросить о пощаде, чтобы ее поскорее отпустили, вернули в дом, ко внукам.

— Ты хочешь понять, почему и за что?

Конечно хочет, странный вопрос, хотя и догадывается ее ограниченный мозг о том, за что ее хотят казнить столь странным и страшным способом.

Перед ее глазами появилась фотография. Так она и думала, это все таки настигло ее и уничтожило. Как не пыталась забыть и спрятать подальше этот позорный эпизод биографии.

— Приступим, — вот теперь интонация была холодной и жесткой.

Рука в резиновой перчатке была обмотана в два ловких приема куском грубой ткани, ведро поднято с тачки и из него, прямо в чугунную воронку, потекло расплавленное до жидкого состояния раскаленное олово. Сначала, спускаясь по зонду, оно просто резко грело горло, но тут стенки шланга начинали лопаться и олово стало въедаться в трахею, причиняя женщине нестерпимую боль и мучения.

Наталья Борисовна резко задрожала, но ее движения были ограничены до минимума. Горячее олово прожгло трахею и пошло в легкие. Боль шла изнутри, женщина горела заживо и весь огонь шел из нее, непонятный огонь, его происхождение могло быть непонятным. В этот момент она начала отходить, через нос пошла кровь — это значит что стенки зонда лопнули по всей длине и острые концы проволоки впились в носоглотку, вызвав многочисленные кровотечения.

Ведро вернулось на тележку с колесиками. Женщина еще дышала. Значит ее полости еще не до конца заполнены живительным теплом. Олово медленно текло узкой речкой по борту ведра и быстро спускалось веселым водоворотом в чугунную воронку и продолжало свой путь по израненному телу, поскольку назвать этот водоворот из крови и еще не остывшего металла пищеварительным трактом уже сложно. Вот олово бежит дальше, по этим долинам и продолжает быстро разъедать ткани, рвать на части мышцы. Все ее тело превратилось в одну сплошную боль, которая пульсировала и билась внутри от каждого соприкосновения с новой клеткой, которая до этого еще не соприкоснулась с живительным теплом, еще немного и все придет к своему логичному завершению и одарит ее свободой от этого мира.