Владимир Гурвич - Деньги дороже крови

— Мне хочется тебя раздеть. Я очень люблю раздевать женщин. — Это было, кстати, абсолютной правдой, я всегда принимал самое активное участие в процессе избавления женщины от одежды.

— А мне нравится раздевать мужчин.

Я стал шелестеть одеждой, дабы у тех, кто нас сейчас так внимательно слушает, возникла бы полная иллюзия, что мы раздеваемся. Ольга, посмотрев на меня, принялась делать тоже самое. Со стороны это зрелище, наверное, выглядело весьма уморительным, но нам с ней было не смеха. Мы оба хотели, чтобы все это завершилось как можно скорей. Впрочем, в немалой степени это зависело от нас.

Я начал, громко причмокивая, целовать свою руку.

— Какая у тебя хорошая кожа, я хочу покрыть твое тело поцелуями с ног до головы, — изображая страсть, простонал я.

— Ты такой нежный и такой страстный. Целуй меня всю.

Я стал целовать ее «всю, обсасывая со всех сторон свою руку. Периодически я прерывал это дело на краткие реплики типа: «Я хочу тебя поцеловать сюда, о, какая у тебя шея и грудь».

Ольга отвечала мне восклицаниями: «Какой ты сильный, какой мужественный, я тебя захотела, как только увидела». При этом мы по-прежнему располагались за столом, и иногда я даже что-то успевал отправлять себе в рот. Ольга не ела и не пила, она сидела почти отрешенно и лишь на несколько мгновений сбрасывала с себя оцепенение, дабы подать очередную реплику. Правда, иногда для этого мне приходилось толкать ее в плечо.

Пора было приближаться к финалу. Я снова сделал жест Ольги, она кивнула головой в знак того, что поняла. Она задышала чаще и громче.

— Я хочу тебя, войди в меня поскорее! — закричала она и даже привстала. На миг ее лицо вдруг так необычно преобразилось, что у меня возникло полное впечатление, что она, в самом деле, охвачена неистовым желанием. Но это длилось лишь пару мгновений, внезапно она вся поникла и без сил рухнула на стул.

Я тоже что-то исступленно замычал, а так как Ольга по какой-то причине вышла из роли, мне пришлось отдуваться за двоих. Я кричал так громко, что не исключено, что у тех, кто слушал нас, могли лопнуть барабанные перепонки. Впрочем, даже если это действительно бы случилось, не могу сказать, что у меня заболела бы совесть. Так им и надо, пусть не подслушивают. Санкцию на это прокурор им явно не давал.

Так как мы бурно финишировали, то теперь честно заработали небольшую паузу. Поэтому сидели и молчали. Но долго тянуть ее было тоже нельзя. Правда жизни не должна была вступать в противоречие с правдой искусства.

— Тебе было хорошо? — поинтересовался я.

— Очень, милый. Ты изумительный мужчина. У меня таких еще не было.

— А у меня таких женщин еще не было, — ответил я, вкладывая в эти слова не совсем тот смысл, который должен был дойти до наших незримых слушателей.

Теперь предстоял самый ответственный этап всей этой инсценировки, надо было перевести разговор на Косова так, чтобы это не выглядело уж очень неестественно.

— Знаешь, Оля, когда ты ко мне пришла, у меня возникло ощущение, что тебя что-то тревожит, — сказал я. — Ты не поделишься со мной?

— Ты прав, меня действительно кое-что тревожит. Мне вчера звонил один человек. Может быть, та даже его знаешь, он работает электриком в концерне на семнадцатом этаже. Раньше у нас были довольно дружеские отношения, хотя в последнее время мы виделись редко. Так вот он сказал, что его кто-то преследует, и он вместе с семьей вынужден скрываться.

— Преследуют? — изобразил я удивление. — Он не сказал, кто?

— Нет, ничего не сказал, хотя я и спросила. Он лишь сказал, что это очень страшная сила.

— А где он скрывается, тоже не сообщил?

— Нет, сказал лишь, что в соседней области.

— Не понятно тогда, зачем он звонил?

— Но мы же все-таки друзья, он полагал, что я беспокоюсь и-за его исчезновения. А я, честно говоря, пока он не позвонил, ничего и не слышала. А вот теперь волнуюсь. Тебе неизвестно, что могло произойти? Я ничего не понимаю. Насколько я знаю, он никогда ни в чем таком не участвовал.

— Я тоже ничего не знаю. Бывает, что человек что-то узнает случайно. По крайней мере, я не думаю, чтобы это было бы как-то связано с его работой. Иногда кто-то берет взаймы большую сумму денег, а отдать не может. Приходиться скрываться. Как у него с материальным положением?

— Вроде бы терпимо. По крайней мере, что они не голодали — это уж точно.

— Думаю, гадать можно сколько угодно. А у меня сейчас возникло совсем другое желание. Ты можешь поцеловать меня вот сюда?