Владимир Гурвич - Деньги дороже крови

— Знаете, — сказал он, не сводя с меня глаз, — какая главная проблема нашего жуткого времени?

— Всем не хватает денег, — дал я свою версию ответа.

— Если бы, — махнул он рукой, — деньги — это не самое важное.

В его устах такое заявление следовало воспринимать как второе откровение. И это говорит Фрадков, в чьей жизни существует лишь одна, но пламенная страсть — как раз эти самые деньги. Что за вечер чудес.

— Что же тогда самое важное? — заинтригованный, спросил я.

— Найти человека, которому можно доверять.

— В самом деле, — согласился я, — это не просто.

— Я рад, что вы согласны со мной. Но мне кажется, что вы как раз из тех редких людей.

— Вы мне льстите.

— Нисколько. Я наблюдаю за вами. А знаете, чего вам не хватает в жизни. — Фрадков замолчал, не то, ожидая моей реакции, не то, о чем-то раздумывая.

— Честно говоря, не задумывался над этим вопросом.

— А я задумался. Хотите, скажу?

— Даже очень хочу.

— Вам не хватает влиятельного покровителя. Чтобы быть самостоятельным, у вас слишком мало денег, вам нужен кто-то у кого их достаточно.

Настала очередь задуматься мне. Разговор с каждой новой репликой становился не только интересней, но явно двигался к своей кульминации.

— Может быть, вы и правы, хотя до сих пор я старался, насколько позволяли обстоятельства, оберегать свою независимость.

— Я уважаю вашу позицию, но не кажется ли вам, что бывают моменты, когда смена ориентации весьма полезна, — внезапно хмыкнул Фрадков.

— Я вовсе не исключаю, что такой момент может настать. У всех нас в зачатке существуют самые разные наклонности. В том числе и весьма неожиданные.

Фрадков улыбнулся, давая понять, что оценил мое тонкое замечание. Но тут же его лицо приняло гораздо более для него привычное настороженно-хмурое выражение.

— Я уже вам говорил, что как мало людей, которым можно доверять даже в небольшой степени, — промолвил он.

Я наклонил голову, таким образом, подтверждая, что действительно такие слова были им произнесены.

— Мне бы хотелось иметь в своем окружении человека, на которого я бы мог положиться. И не только положиться, но который при необходимости умеет действовать по обстановке. И при этом способен проявлять смелость и инициативу. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, я вас понимаю, иметь такого человека всегда очень полезно. Но мне-то казалось, что вы как раз в таких людях недостатки не испытываете. В концерне очень сильная служба безопасности.

— Да, да, — как-то недовольно произнес Фрадков, — но бывают моменты, когда не уверен в них до конца… — Он замолчал. Затем вдруг наклонился всем своим тяжелым и широким телом в мою сторону. — Почему бы нам с вами не заключить негласное соглашение, вы будете работать на меня… — Он вновь замолк. — Вы опытный человек и не мне вам объяснять, что я имею в виду. А я вам буду за это благодарен. — Рука Фрадкова стала двигаться в направление кармана, где находился бумажник. Но примерно на середине пути она замерла, а затем вернулась в исходное положение.

Мне даже стало немного жалко Фрадкова, на его примере можно было воочию наблюдать, какая тяжелая болезнь — жадность, как сковывает она человека, затуманивает мозги, искажает все чувства и желания. И еще неизвестно, на какое преступление он способен пойти под ее влиянием.

— Конечно, Михаил Маркович, я буду рад оказывать в силу своих возможностей вам услуги.

Фрадков, удовлетворенный тем, что ему не пришлось во второй раз за одну встречу доставать бумажник, с явным облегчением откинулся на спинку кресла.

— Я не сомневался, что мы поймем друг друга. Не хотите ли еще выпить?

— С большим удовольствием. — Пожалуй, впервые за весь вечер я не лукавил, у меня в самом деле снова пересохло горло.

После планерки, когда мы выходили из кабинета Кирикова, кто-то сзади взял меня за локоть. Я обернулся и увидел рядом с собой улыбающееся лицо Костомарова.

— Не загляните ли ко мне в кабинет, Леонид Валерьевич? Чайком попою.

— Против такого приглашения невозможно устоять, — попытался я ответить ему в тон. — И когда?

— Да хоть прямо сейчас. Зачем откладывать такие приятные вещи на потом. — Не отпуская моего локтя, словно боясь, что я ударюсь в бега, Костомаров повел меня к лифту.

Он отворил дверь своего кабинета и пропустил меня вперед. Я вошел, он сделал тоже самое следом за мной. Затем закрыл дверь на замок.

У меня вдруг возникла странная ассоциацию, что Костомаров закрыл не дверь своего кабинета, а дверь моей камеры.