— Ничего не понимаю.
Фелпс уставился на него невидящим взором. Его лицо побагровело. Внезапно он рухнул в кресло и закрыл лицо своими огромными узловатыми руками.
— Пожалуйста, не издевайтесь надо мной, — прохрипел Фелпс.
Нил пододвинул стул. Фелпс посмотрел на него сквозь пальцы.
— Не становитесь старым, — посоветовал он.
Это начинало действовать Нилу на нервы. Конечно, Катерина намекала на ухаживания старика, которые она, по ее словам, категорически отвергла. Судя по всему, на самом деле это было не так. Что может быть трогательнее влюбленного семидесятилетнего старика? Мысль о том, что Катерина была близка с этим старым и бессильным, хотя и ранимым мужчиной, подействовала почти так же эффективно, как отпущение грехов.
— Неужели вы подумали, что у нас с Катериной… Профессор Фелпс, у меня есть жена.
Руки, закрывавшие лицо, упали. В больших ввалившихся глазах блеснуло что-то вроде надежды.
Нил делано рассмеялся.
— Катерина поставит под угрозу свое положение здесь? Ради меня? — Смех стал искренним. — Забирайте ее, она ваша.
— Я попросил ее покинуть мой дом. Среди ночи. Выставил ее вон. Я заключил, что она вернулась от вас.
— Когда это было?
— После полуночи.
— Друг мой, к этому времени я уже несколько часов как был в постели.
Вполне справедливо. Уточнять не нужно. Фелпс принимал все близко к сердцу. Но какой искатель истины не устоит перед искусной ложью?
— Но куда она ушла?
— Вы справлялись в том мотеле, который упомянули?
Фелпс схватил телефон. Номер он не знал. Нил бросил на стол коробок спичек с логотипом «Тореадора». Это был риск, но Фелпс сейчас глубоко погрузился в самообман. Он позвонил в мотель. Нил отвернулся к открытым дверям. Вдалеке была площадка со скамейками, тенистыми пальмами, а слева виднелся уголок часовни дона Ибанеса. Нил слышал, как профессор разговаривает по телефону. Слышал, как он швырнул трубку.
— Ее там нет.
— Вы сказали, что попросили ее покинуть ваш дом?
— Я выставил ее на улицу среди ночи!
Неужели он сейчас расплачется?
— В таком случае, полагаю, она уехала. И сейчас, вероятно, возвращается в Миннеаполис.
Старик откинулся на спинку кресла. Догадка Нила принесла ему облегчение. Адмирари подался к нему:
— Что вам известно о событиях в доме дона Ибанеса?
— О событиях. — Фелпсу не хотелось выбираться из кокона жалости к самому себе.
— «Святой обман». Все это началось здесь. Разве вы не следите за новостями?
Что такое крушение страны по сравнению с утратой наложницы? Именно это слово употребила Катерина. Странная женщина, перед такой трудно устоять. Нил поймал себя на том, что в нем начинает шевелиться то самое чувство, с которым старался совладать старый профессор. В отличие от сердца, пах никогда не хранит верность кому-то одному.
— Они забрали ящик, который хранился у меня по просьбе дона Ибанеса.
— Расскажите мне об этом. — Спокойствие определяет все. — Какой ящик?
Фелпс описал его, словно чтобы выбросить из памяти; в час испытания это была несущественная мелочь.
— Пенопластовый ящик, заклеенный скотчем.
— Большой?
— Ради всего святого, какое это имеет значение?
Но Нил уже сложил два и два, надеясь, что оба числа по-прежнему остаются в десятичной системе. Неужели пропавшее изображение Мадонны Гваделупской нашло пристанище под крышей знаменитого атеиста, разрушителя подобных суеверий? Но зачем посвящать Фелпса в то, что находилось внутри ящика?
— Произошла подмена?
Несомненно, Фелпс хотел поскорее выпроводить Нила. Снова сняв трубку, он набрал номер, сверяясь с записной книжкой. Нил встал. Подходя к двери, он услышал, как Фелпс говорит:
— Мирна, это Джейсон.
* * *
Нил направился быстрым шагом к границе имения. Заросли деревьев редели и становились гуще, и часовня то появлялась, то снова пропадала из виду. Добравшись до беседки под пальмами, Нил увидел тропинку, ведущую к дому дона Ибанеса. Наверное, вот почему на самом деле он свернул к дому Фелпса, вместо того чтобы присоединиться к скоплению машин, запрудивших дорогу впереди. Слава богу, он закрыл за собой ворота. Но они не были заперты. Нил поспешил по петляющей тропинке в направлении базилики.
Дон Ибанес проводил Ната Ханнана в маленькую часовню, остановился перед алтарем и склонил голову. Ханнан последовал его примеру, однако у основателя «Эмпедокла» не было намерения молиться долго.
Читать дальше