Иван Косенков - Блицвюргер - тройной престиж мгновенного убийства. Детектив

Ведь три – это цифра волшебного мира.

Она никогда не бывает одна.

О ней пела песни волшебная лира

На пару с волшебным бокалом вина…

– Довольно, довольно… – впервые Смолин улыбнулся. – Я рассчитываю на твою помощь. И вы, молодой человек, будьте осторожны и внимательней смотрите по сторонам. Я буду держать вас обоих в курсе расследования.

Весь оставшийся день Рогин провёл за выполнением домашнего задания. Он даже удивился, насколько легко ему было сидеть и в течение большого количества времени заполнять пока ещё пустые листы своего будущего реферата чёрными буковками четырнадцатого шрифта. Вялое, равномерное клацанье по клавишам действовало умиротворяюще. Рогин печатал даже те фрагменты, которые легко можно было бы, не заморачиваясь, скопировать из интернета и вставить. Он внезапно почувствовал какое-то необъяснимое удовольствие в работе, которая раньше была ему ненавистна. Его не тянуло посмотреть кино или пойти прогуляться, чтобы отвлечься. Он хотел просто заниматься какой-нибудь тупой, механической работой, не требующей особых умственных усилий. Написание реферата идеально подходило под эти критерии.

– «Интересно» – внезапно подумал Рогин. – «А какого же было людям, писавшим на машинках… там ведь одна ошибка и уже не исправить… и эта возня с лентами. А ещё раньше огромные тексты писали вручную. Адский труд».

Саша живо представил себе какого-то одинокого, сгорбленного за письменным столом бородатого писателя, который глубокой ночью, при свете свечи, обложив себя кучей бумаги, старательно выводит на ней прописные буквы своего пока ещё не написанного романа, который спустя несколько десятков лет будут активно читать в школах или в институтах. А может быть, его просто забудут, и столько труда пропадёт зря. Ведь если так подумать, стоил ли труд этого воображаемого человека затраченных усилий? Слава, признание. Всё это приходит не сразу. Особенно к писателям. И то, если повезёт ещё. Хотя, какая им-то разница? Они уже мертвы и никто никогда не узнает, чего они хотели и чем жили на самом деле. Мертвы. Как и Зорин, который никогда и никому не расскажет о том, чья же молниеносная рука нанесла ему смертельный удар за долю секунды.

Рогин вздохнул. Работа над рефератом уже подходила концу.

– «Закончу и пойду спать» – решил про себя Саша. – «Завтра много пар. Нужно отдохнуть после почти бессонной ночи».

Он припомнил утренний разговор за столом. Доктор Гронский за целый день после него не произнёс о деле ни слова. Он, удобно расположившись на диване, раскрыл огромную красную книжку с гордым заголовком «Поэзия девятнадцатого века» и углубился в чтение о мире, далёком от нашей современности. Хотя, может быть, не о таком уж и далёком…

Выключив ноутбук, Рогин отправился спать.

Удобная кровать резко бросила студента в глубокий сон, который продлился до шести утра. Саша не помнил, что ему снилось. Проснувшись, он около пяти секунд пытался сообразить, где находится. Это нормально, когда просыпаешься на новом месте. За окном было ещё темно, и сквозь мрак окна в комнату то и дело залетал свет фар от ранних машин. Кто-то уже спешил на работу по пока ещё не заполненной пробками дороге. А может быть, кто-то возвращался из какого-то клуба. Совсем не важно. Меньше всего Рогину сейчас хотелось тратить мысли на то, что его совсем не касалось. Он покрутился на месте, попытавшись принять максимально удобное положение и поспать ещё часик. В университете нужно было быть к восьми часам, и время ещё позволяло поваляться. На троллейбусе от силы полчаса езды, очень удобно. Значит, встать в семь, сделать утренние дела и в полвосьмого можно двинуть на учёбу. Рогин повернулся на бок. Нет… однозначно, больше он не уснёт. Саша встал и проковылял по комнате к окну. Отдёрнув штору, он замер. На улице, красиво закручиваясь в плавном полёте, опускались на землю большие хлопья снега. Они уже заполнили своим бесчисленным количеством асфальтовые дорожки, беспечно дремлющие машины под окнами, зелёные скамейки и турники на детской площадке. Бесконечный поток, рвущийся из сумрачного неба, казался могущественной стихией, которая молча кричала о своём превосходстве над всем, что сотворил человек за всё время существования своего вида.

Магия этого зрелища волновала и вселяла таинственную радость перед чем-то неизвестным. Это было детское ощущение далёких мечтаний и желаний покорять новые миры, чувствовать трепет от соприкосновения с закрытой ранее областью новых стран, осознание своего ничтожества перед тайнами жизни и своего величия перед своими возможностями, пусть и не реализованными. Это была музыка, которую хотелось услышать на разных инструментах в большом зале, а потом, спустя время, прокручивать её в голове снова и снова, идя по заснеженным улицам большого, освещённого огнями, города.