Анна Артюшкевич - Хранители. Книга первая: Зона

Я пугала знакомых невменяемым видом, то шарахалась от них, то приставала с бессмысленными речами… Процесс стал закрепляться в хронической стадии, и друзья, наконец, осознали его серьезность. Они попытались меня развлечь, но депрессия уже заполняла клетки моего организма. И тут, прямо в тревожное мартовское утро позвонил старый друг и коллега Сорин.

– Чем занимаешься? – поинтересовался он после приветствия.

– Страдаю, – тускло ответила я, собираясь бросить трубку.

– Если нужны деньги, отложи страдания и появись в «Мутном глазе», – деловито предложил Сорин. – Кстати, депрессия в наше время – баловство, барство и отдых для шизофреников. Не надо накапливать в себе негатив, чтобы не растворять его потом в пессимизме.

Мысль оригинальностью не отличалась. Стараясь унять дрожь, я начала собираться. Вышла на улицу и подумала, что на сей раз мне, пожалуй, удастся справиться: звонок Сорина представлял для меня интерес и прервал процесс в самом развитии.

Пару месяцев назад я уволилась с телевидения, где с ума начинала сходить от растущего идиотизма: оно уже ничем не напоминало ТВ, где мы когда-то сутками обретались ради пьянящего слова «творчество». И меня сразу же пригласили в несколько печатных изданий.

Я заглянула в них, полюбовалась пудовой грудью неизвестной мне Маши М., ужаснулась при виде громадных слизней-мутантов и умилилась, почитав о нежной любви пекаря Васи к парикмахеру Арнольду. В общем, издания-близнецы потрясли меня своим новым обликом! Не то, чтобы он стал открытием: мутация СМИ произошла не вчера, но одно дело – пробежать пару страниц на досуге, и совсем другое – проглотить содержимое кучи печатной продукции за минимальный отрезок времени!

Я напрягла память и удивилась: массовое перерождение случилось быстро и незаметно, словно по взмаху палочки невидимого режиссера. И это озадачивало.

После убойной дозы публикаций стало ясно: мультик о докторе Айболите можно было создать не позже 80-х, поскольку в наше время Бармалея, которому «не надо ни шоколада, ни мармелада, а только очень маленьких детей», непременно записали бы в педофилы. А старая песня о «голубых городах», подрастающих за день на целый этаж, запросто могла бы стать бодрым гимном гей-парадов! Впрочем, были еще песенки про голубой вагон и волшебника в голубом вертолете…

Я не страдала фобиями и считала, что каждый волен любить, кого хочет. Даже ежика, если тот не против. Но мои знакомые мужчины оберегали интимную жизнь от посторонних, и я никак не могла взять в толк, почему же их соплеменники, пылая страстью к представителям своего пола, непременно должны заявлять об этом на манифестациях, да еще в полуголом виде и под бой барабанов? И о каких однополых браках может вестись речь, если семья по определению создается для того, что рожать и воспитывать в ней детей?

Я долго листала разномастную прессу, пытаясь понять, почему общество мгновенно так изменилось? А потом плюнула и выкинула периодику на помойку, не подозревая, что вспомню и этот вечер, и свои размышления над кипой газет и журналов спустя несколько месяцев в связи с чередой загадочных и зловещих событий. Но в тот момент нужно было думать о хлебе насущном.

Дефективной мне притворяться не хотелось, а там, где этого делать не пришлось бы, и без меня журналистов хватало. И после долгих раздумий, я выбрала видеоцентр, с которым сотрудничали коллеги, покинувшие родные пенаты: в центре можно было делать документальные фильмы и продавать их местным телеканалам и за рубеж.

Этот вариант поддерживал Сорин, талантливый режиссер, отличный оператор, а, заодно, мой надежный, испытанный друг. С ним мы когда-то, изрядно рискуя, снимали программы о Чернобыльской зоне, криминальных чиновниках, бомжах, свалках, и рыночной мафии. Я знала, что Димка завершает работу над очередным шедевром, и по дороге ломала голову: каким это образом может материально осчастливить меня?

Кафе «Мутный глаз» официально считалось «Театральным» и в полную силу функционировало после спектаклей. Среди завсегдатаев – актеров, телевизионщиков, журналистов всегда околачивалась парочка косивших под продюсеров гэбистов, которых интересовали последние идеологические веяния в творческой среде. Попадались и случайные посетители. Агентов мы знали в лицо и были с ними на «ты», а среди посторонних встречались прелюбопытные экземпляры.

Однажды в кафе заглянул англичанин, которого приютили за столиком ребята из Экспериментального театра. Братание затянулось на несколько дней у одного из актеров на даче. А после банкета выяснилось, что иностранный гость – крупный режиссер, проездом оказавшийся в наших пенатах. Через два месяца «экспериментальщики» в полном составе слиняли за рубеж, и театр развалился. С тех пор в «Мутном глазе» было не протолкнуться. Хотя, по слухам, в остальных труппах актерам негласно запретили посещать роковой общепит.