Мария Фомальгаут - Низушка айсберга

Знать бы, кто тебя убил…

Знать бы, кто это сделал – я бы не пощадил его.

Я бы нашел его на дне океана. И на вершине самой высокой горы я бы нашел его. И там, на самом краю земли, куда уходит солнце – я бы нашел его, я бы пронзил его грудь мечом, как он пронзил твою грудь, и он лежал бы бездыханный у моих ног, как ты лежишь сейчас в холодной гробнице…

Элл моя.

Все, что было у меня – моя Элл.

Все еще не верю, что ты умерла, все еще не понимаю, как так может быть, что тебя нет. Ты лежишь передо мной в прозрачной усыпальнице – не могу сказать, гробу – и не верится, что ты не живая, я так и жду, что ты сейчас встанешь, сладко потянешься с твоей неповторимой грацией, посмотришь на меня сонными глазами, а что, уже утро?

Утро, Элл… вставай, дорогая, вставай…

Не встанешь, не проснешься – никогда, никогда, никогда, рваная рана на твоей груди зияет черной бездной. Почему ты не смотришь на меня, я пришел к тебе, Элл, я прихожу каждый день, я приношу тебе цветы – видишь, какие, тронутые ночной росой, белые, как звезды над твоей гробницей, Элл.

Вру – последние годы прихожу не каждый день, все время что-то мешает, какие-то повседневные дела – не имеющие без тебя никакого смысла. Смысл для меня остался только в двух вещах – найти, как вернуть тебя, Элл, хоть я и знаю, что это невозможно, и найти того, кто убил тебя, Элл, чтобы он страдал так же, как страдаю я сейчас.

Элл моя.

Все, что было у меня – Элл.

Кланяюсь, выхожу из гробницы – спускаюсь в город, один из тысячи моих городов. Я называю их своими, потому что кроме меня в них никого нет – все эти дворцы, проспекты, улицы, бульвары, храмы и высотки построены для одного меня, интересно, кем. Не помню, не знаю, кто и кому молился раньше в этих храмах – я молюсь в них своей Элл.

Память… вообще, странная штука – память, всякий раз, когда я пытаюсь что-то вспомнить, память разворачивается передо мной до каких-то пределов – а потом замирает, будто натыкается на какую-то препону. Моя память как будто убегает от меня, прячется по пустым залам больших домов, по темным комнатам, по переулкам, изредка показывается – не вся, чуть-чуть, только самый краешек, – и снова исчезает.

И не поймать ее, не схватить, не вспомнить, кто пронзил сердце твое, Элл. Если бы я знал, где лежит моя память – я бы пошел за ней на край света, если бы я знал, в какой бутыли хранится моя память, я бы выпил ее залпом, если бы память моя лежала в центре земли, я бы рыл землю – все глубже и глубже, пока не докопался бы до памяти своей. Но память не хранят в бутылях, и память не лежит глубоко под землей – и я не знаю, какой злодей пронзил грудь твою, Элл…

Многого не помню. Не помню, кто построил эти дворцы и храмы, не помню, кто жил в них раньше, вон у берега моря стоит парусник, я не помню, кто и когда выходил на нем в море…

Кто-то здесь был, что-то было здесь – но кто и что, я не знаю, память моя играет со мной, прячется по закоулкам, смеется чему-то, помахивает длинным хвостом…

Прощай, Элл…

Скоро мы снова встретимся, скоро я приду к тебе.

Так я думаю – а сам налегаю на весла, Элл, я знаю, тебе горько будет узнать, что я погиб, погиб в океане, где мы так любили ходить под парусом – еще когда были вместе, Элл. Я уже и не помню, как это было, память кидает мне какие-то огрызки, обрывки, помню, было что-то светлое, сладкое, безмятежное, с тобой, Элл, здесь мы забрасывали сети, здесь ловили серебристых рыб, и ты закричала, когда морская звезда ужалила тебя за ногу, и я разрубил звезду пополам, а ты почему-то рассердилась, за что, бросил бы ее так в море…

Парусник снова накренился – нет, не доплыть, не добраться до берега, буря приближается – лилово-черная, стремительная, тяжеленые тучи нависают надо мной, готовые раздавить меня. Да, плохое я выбрал время для рыбалки… и не добраться до берега – а надо добраться, грести, грести, ради тебя, моя Элл.

Элл моя…

Все, что было у меня – моя Элл…

Элл… на дне лодки лежат коралловые бусы – еще один обрывок памяти о тебе, Элл, еще один кусок нашего прошлого – прошлого, которого у нас больше нет. Кто-то разбросал его, разорвал на фрагменты – ищи-свищи теперь их по всему миру…

Новый порыв ветра чуть не опрокидывает парусник – держись, держись, ради тебя, Элл, я должен держаться. Рано еще темнеть – а черные сумерки уже навалились на землю, сковали все непроглядной темнотой.

Берег…

Нет, не берег, маленький островок – слишком маленький, чтобы укрыться на нем от непогоды. Чего ради он подвернулся мне… вообще, кажется, я не видел его раньше – может, вообще плыву не к берегу, а от берега, навстречу погибели…